|
То есть должность почти у меня в кармане… Но у нас же как? Партию упразднили, а порядки остались старые: ни на какую должность не попадешь, пока, так сказать, не докажешь делом. А под делом что понимается? Не организационный талант, не научный, не конкретные заслуги в своей работе — а какие-то дурацкие подвиги, в нашем случае полевая работа в Системе. Так сложилось, когда на Земле было много дыр — восстанавливать хозяйство, спасать природу, строить поселки и фабрики, людей обеспечивать и так далее. А сейчас-то зачем? Непонятно. Но факт остается фактом: хочешь стать директором — поработай в Системе, а тут как раз это место образовалось. Я сюда на год и устроился.
— Вот оно как, — пробормотал я, — Выходит, Церера тебя не так уж интересует. — Ну почему. Тоже работа. Тоже какие-то измерения, результаты. И в моей работе использую, и другим пригодится. — Ты, выходит, в Праге живешь? — Да. Вырос в России, живу сейчас в Праге. Красивый город, и не так уж пострадал. Восстановили его хорошо. Ну а теперь, Стас, твоя очередь — давно на Церере? — Полтора года. В принципе, договор у меня на два, а там будет видно. — Романтики захотелось? — понимающе усмехнулся Аркадий. — Романтики? — я пожал плечами, — Не знаю. То есть, конечно, интересно. Космос, вакуум, небо черное. Первые две недели интересно. Но с точки зрения работы… Я работал в пансионате для инвалидов, потом в Патруле. Вот это настоящая работа. В пансионате у нас были инвалиды, глубокие старики, с военными травмами, с редкими заболеваниями. Все психически нестабильные. В Патруле — там постоянно напряг, часто травмы, аварии, тяжелые заболевания, смерти. И там, и там была работа такая, что не продохнешь, постоянно голова и руки заняты, выматываешься, как собака — но интересно. Для нас романтика вот такая. А здесь… ну что здесь для салвера в самом деле? Рутины, проверки, изредка травмы. Все здоровы. Все работают. — А чего же ты не вернешься? — Да так. Не хочется что-то, — буркнул я, — Не знаю, что на Земле делать. Желтые тигриные глаза глянули проницательно. — Личные дела? — Да, — согласился я, — и это тоже. — Ладно, забудь, — он допил свой лимонад, аккуратно стукнул днищем стакана, — Стас, если не секрет, тебе сколько лет? — Двадцать восемь. — Стас, я вот когда тебя спросил о матери — мне показалось, ты скукожился как-то? Нет? Проблемы с ней? — Да нет, — вздохнул я, — какие проблемы. Она хорошая мать, все нормально. — Но мне казалось, она должна быть очень старой, нет? Она же участвовала в освобождении Европы, и уже не очень молодой. — Да, она родила меня в пятьдесят четыре. Специальная методика вынашивания, тогда как раз ее разрабатывали. А отец уже погиб, я посмертный ребенок, сперму заморозили еще до Освобождения. Сейчас маме восемьдесят два. Да, она, конечно же, старая. Не знаю, почему, но Аркадий мне нравился. Может, расположил к себе откровенностью. Конечно, не очень красиво устраиваться на Цереру только ради поста директора, да и вообще рваться к постам. Я этого понять не могу. |
