Изменить размер шрифта - +
Это единственное, что я от нее скрываю, – Бэд снова вздохнул. – Так вот, возвращаясь к дяде Генри. Он рассказал мне о больших клановских сходках, проходивших в двадцатые годы, с концертами и пикниками, на которых они принимали в свои ряды сотни новых членов. Однажды он взял меня с собой, и я смог наблюдать, как проходило одно из собраний. Там был горящий крест, должно быть футов сто высотой. Воздух словно был заряжен электричеством. Все присутствовавшие казались единым организмом. Я навсегда это запомнил.

Том осознал, что холодные мурашки продолжают бегать по его позвоночнику. Сейчас он испытывал чувство, схожее с тем, что охватило его на Фейрвью в ту ночь, когда толпа, визжа, как десяток баньши, напала на дом, в котором жили негры. Было ли это делом рук клана? У него появилось ощущение нереальности происходящего. Нереальными казались слова Бэда, коробка на заднем сиденье, пустынная дорога, вьющаяся между рядами столетних дубов, с которых свисал мох, напоминавший длинные седые космы какой-нибудь сумасшедшей старухи. Том крепче прижал к себе Графа.

– Мой отец, как ты знаешь, был священником, – продолжал вспоминать Бэд, – но остальные мои родичи занимались выращиванием хлопка. Боже, как же отец ненавидел Папу! – Том услышал знакомый смешок. – Да, времена меняются. Сегодня мы больше не испытываем такой всепоглощающей ненависти к Папе. Но евреи – тут ничего не изменилось. И негры – наши чувства к ним никогда не изменятся.

Два желания боролись в душе Тома – рожденное страхом желание не слушать больше и желание узнать все до конца.

– Что… что вы конкретно делаете? – спросил он, слегка запинаясь.

– Лично я? Я глава провинции. Думаю, скоро меня сделают главой доминиона. Империя поделена на пять департаментов. Это как пирамида, а на вершине пирамиды – великий маг. Прекрасная организация, строгая дисциплина, – с гордостью закончил Бэд. – Интересно, да?

– О, да, любому было бы интересно послушать про эту таинственную организацию.

– Ты не спросил о наших задачах и целях, но это, наверное, потому, что ты и так знаешь. По сути дела, они не слишком отличаются от того, о чем ты пишешь в этой своей газете. В каком-то смысле мы похожи на источник. Наши идеи просачиваются повсюду, вот и до тебя они тоже дошли. Придет время, и этот источник превратится в мощный поток. Ты бы удивился, назови я тебе имена – чего я, конечно, не сделаю – видных людей, которые входят в нашу организацию. Не говоря уж о миллионах симпатизирующих нам, тех, у кого хватает мужества, видя, что наш образ жизни оказался под угрозой, оказывать нам поддержку. А для этого и впрямь требуется мужество. Нужно всегда соблюдать осторожность, памятуя о прессе и агентах ФБР. Это просто необходимо. Да ты посмотри на Джима Джонсона. Он был когда-то членом, как ты слышал, но сейчас, если он хочет победить на выборах, он должен отмежеваться от нас. Должен осуждать нас. Он осмотрительно должен обходить некоторые вопросы, не говоря всего, что он на самом деле думает. Но сердцем и душой он наш человек. Да, Джим с нами.

Наш человек. С легкой дрожью Том вспомнил тот день, когда они с Робби встречались с Джимом Джонсоном, вспомнил его прекрасные светские манеры, искренность и дружелюбие в обращении, простые и – не слишком ли сильно будет сказать изящные? – простые и изящные идеи. Наш образ жизни. Разве можно сравнить Кроуфильдов и этого их простоватого старика с его слезами, слезами отвергнутых, никому не нужных людей, с Джимом Джонсоном с его уверенной, полной оптимизма улыбкой? Улыбкой победителя. Если Джим Джонсон поддерживал организацию, на собрание которой они сегодня ехали, значит все было в порядке. Да и Бэд был не тем человеком, который совершает ошибки. Бэд был созидателем. Он знал, чего хочет.

«Все будет в порядке, – подумал Том.

Быстрый переход