Этот Маккензи, доброжелатель, всюду сующий свой нос. Возможно, он заглядывается на маму. И те, другие, которые «очень переживают за тебя, Том». Ни за что. Никогда. Ему предстоит долгая борьба. Она может продлиться всю его жизнь, если только он не уедет и не затеряется где-нибудь на другом конце света. Бэда не стало, и теперь некому защитить и поддержать его. Мама не понимает, что он чувствует, а Тимми слишком мал, всего одиннадцать, да к тому же у него собственные проблемы, и какие!

Если бы Робби была здесь! Ему не пришлось бы долго объяснять, что случилось. Достаточно было бы изложить основные факты, и она сразу же все поняла бы и, обняв его, прижала бы к своему молодому горячему телу, твердому и одновременно упругому, как резина… и губы у нее такие мягкие, волосы гладкие, как шелк, рассыпаются по подушке, запах цветов и… Ах, если бы она была здесь!

ГЛАВА 7

Мрачные аккорды звучали с возвышения для органа, вспышки траурного багрового света озаряли церковь, когда солнце выходило из-за собиравшихся грозовых туч и его лучи проникали внутрь сквозь витражные стекла. «Обстановка как нельзя более подходящая для того, ради чего мы собрались здесь», – размышляла Лаура. На ней был черный льняной костюм, руки в перчатках сложены на коленях… Бэд, который все делал по правилам, одобрил бы темные костюмы и черные галстуки своих сыновей. Он бы остался доволен, увидев, сколько видных людей пришли проводить его в последний путь. Правда, Лаура не знала, пришли ли они из искренней симпатии или просто потому, что похороны были «событием» в общественной жизни города, но это и не имело значения.

Она все еще пребывала в каком-то странном оцепенении. У нее было чувство, будто она со стороны наблюдает за всем происходящим и на себя тоже смотрит со стороны. Она подняла глаза к окнам, за которыми теперь стало совсем темно. К тому времени, когда они попадут на кладбище, пойдет дождь. Взгляд ее переместился на гроб, стоявший прямо перед ней. Ее спросили, желает ли она «взглянуть последний раз» на усопшего, прежде чем гроб закроют, но доктор Фостер посоветовал ей не делать этого, скорее всего потому, что тело было сильно изуродовано. Вроде бы Том говорил что-то про лицо. И вот Бэд лежал, укрытый гвоздиками. Все для него кончилось: игры в мяч с Томом и Тимми, заседания в Торговой палате, дела фирмы «Райс и сын», зловещие ночные сходки в балахонах и колпаках. Лаура вздрогнула.

Доктор Фостер прочел замечательную проповедь. Обличая и осуждая, как того требовала справедливость, он отметил и заслуги покойного, как того требовала гуманность.

– Мы должны относиться с состраданием к любому человеку. Никто из нас не совершенен. Можно быть любящим отцом и уважаемым человеком и в то же время быть причастным к черным делам. Причин как внутреннего, так и внешнего порядка, толкающих человека ко злу, много и они сложны. Но мы собрались здесь не для того, чтобы анализировать поступки Омера Райса, а для того, чтобы помянуть его как друга, каким он был для всех нас, и помолиться за него и за того, кто лишил его жизни, и за всех нас.

Присутствовавшие слушали со склоненными головами; их тихое бормотание служило своеобразным аккомпанементом сочному голосу Фостера. Тимми и Том вытирали глаза. Орган заиграл последнее песнопение, и гроб понесли по проходу к выходу между вставшими в знак уважения мужчинами и женщинами. Следующей остановкой будет кладбище.

«Бэд всегда ненавидел похороны, – вспомнила Лаура. – Он боялся смерти, пожалуй, больше, чем большинство людей. Бедный Бэд».

Домой они возвращались под проливным дождем. Длинный черный лимузин не ехал, а полз. Лаура молча сидела рядом с сыновьями. «В конце концов, о чем сейчас говорить, – наверное в сотый раз подумала Лаура.