– Значит, ты не хочешь помочь нам, – мягко упрекнул Артур.

– Разве я не пыталась? Вела себя вежливо, показала ему собаку, пыталась завязать разговор. Но он не захотел. Я слишком еврейка для Его Королевского Величества!

– Не надо так, Холли, – мягко убеждала Маргарет, – здесь нужны терпение и время.

– Ошибаешься, мама. Он полон ненависти. Я видела, как он в нашем доме смотрел на субботние подсвечники. Словно на бомбу или на гремучую змею!

– Ты все преувеличиваешь. Попытайся представить себя на его месте. Да еще эта ужасная смерть мистера Райса…

Холли положила локти на стол, уткнула подбородок в ладони и внимательно посмотрела на мать.

– Я пыталась. Но все время думала о Питере. Будь он жив, как бы он повел себя?

– Не знаю. Каждый человек – загадка. И про себя не могу сказать, как бы я себя вела и что чувствовала.

«Она постарела, – подумала Холли. – Она так удручена из-за этого проклятого Тома, что уже несколько недель не укладывает волосы в прическу. Тени под глазами…» Раньше мать была похожа на молодую девушку, все говорили, что они с Холли словно сестры, Холли даже иногда немного обижалась. Теперь она рада была бы снова обижаться…

Артур заговорил, не поворачивая головы от окна:

– Мы переживаем кризис, Холли. Ты была такая стойкая, когда мы переживали другой кризис… когда наша семья лишилась Питера… Ты теперь – наше утешение, наша поддержка. Наша надежда…

Волна скорби захлестнула Холли. Последние месяцы принесли ей столько горя, словно судьба захотела взять с нее плату за беспечные годы детства. Может быть, судьба дает ей суровый урок, чтобы научить чему-то?

Отец все еще стоял, глядя в окно. «Что он видит мысленным взором, – наверное, угрюмое, мятежное лицо своего сына-врага? Отец, проницательный и мудрый, конечно, понимает, что этот сын принесет ему только страдания и боль».

Вдруг он повернулся. Глаза его, так часто увлажнявшиеся слезами радости или печали, были сухи, во взгляде – усталость, но заговорил он твердо. – Попытаемся еще раз, Маргарет. Если не выйдет, ну, что ж, – зафиксируем еще одну смерть в нашей семье. Больше пытаться не будем. Надо подумать и о Лауре, – ей это тоже тяжело дается. Она столько страдала, не станем ее больше мучить. – Он поцеловал жену в щеку и повернулся к дочери: – Холли, насчет воскресенья. Ты пойдешь, только если сама захочешь. Мы тебя не неволим.

– Я хочу и пойду, папа, папочка, – спокойно ответила Холли.

Лаура до пятницы ничего не говорила сыну о предстоящем визите, боялась нового взрыва.

После бурного объяснения с Ральфом Маккензи особых изменений не было. Том снял траур. Снова начал кашлять Тимми; из-за сильной жары ему нельзя было гулять в саду, и он томился в доме, у телевизора или с книжками. Он стал молчаливым, правда, это было не враждебное молчание Тома, а молчание меланхолическое и подавленное, но оно тоже угнетало Лауру. Она боялась, что мальчик задумается о сложных обстоятельствах смерти Бэда, сначала он просто переживал потерю отца.

Лаура сообщила о воскресном ленче, когда Том вставал из-за стола, он рывком задвинул свой стул, так, что тот ударился о доску стола, и выкрикнул:

– Нет! Не хочу знать этих людей.

Глубоко вдохнув воздух, Лаура сдержала резкий ответ, и, помолчав, начала убеждать Тома:

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Действительно понимаю. Но если бы я не назначила день, они все равно бы пришли, а у тебя в это время могли бы быть в гостях товарищи. Лучше принять их, предварительно договорившись, и поскорее с этим покончить.