И подарки делаешь чудесные. Медведя я назову Том Младший. У-у, какие у него сладостр-растные глаза!
– О, Робби! Я хотел бы всегда быть здесь с тобой, в этой комнате! – воскликнул он.
Что-то в его интонации напугало ее, она уронила медведя и уставилась на Тома.
– Что с тобой? Что с тобой? – встревоженно спрашивала она.
– Я в отчаянии, – сказал он. – У меня большие проблемы.
– Расскажи мне. Я тебе помогу. Его ладони вспотели, губы пересохли.
– Ты, наверное, слышала, что иногда в больнице могут перепутать новорожденных и ребенок попадает не в ту семью?
– Да, я читала о таком случае в газете, а может быть в журнале.
Ему показалось, что какой-то комок подступил к горлу, он выпил воды.
– Ну, – пробормотал он, – не знаю как сказать.
– Что такое? – Глаза Робби округлились, она тревожно спросила:
– Так это с тобой случилось? Ты был подменен?
Он опустил лицо в ладони.
– Да.
Последовало долгое молчание. Когда он поднял голову, она плакала.
– Бедный мой мальчик… Бедный мальчик… Не говори больше об этом… Потом, когда сможешь…
Она прижалась к нему щекой, он почувствовал, как дрожат ее мокрые ресницы, почувствовал ее сострадание и понял, что может ей все рассказать. Всю эту немыслимую историю…
– Подумай, какая ирония судьбы – вестником был Ральф Маккензи. Именно он! – окончил Том свою повесть, которой она внимала, не шевельнувшись, не сводя с него взгляда, словно зачарованная.
– Да, – кивнула Робби. – Этот тип создан для роли недоброго вестника. Но, Бог Всемогущий, какая судьба! Прожить девятнадцать лет и вот однажды обнаружить, что занимаешь в мире чужое место! – Она сжала пальцы в кулачок, так что даже побелели суставы. – Не могу себе представить, что ты почувствовал. Не могу представить себя на твоем месте.
– Самое странное, – я не чувствую, что был не на своем месте…
– Скажи, как это приняли твои… родители? Отец? Наверное, такое известие может свести с ума!
– Мама, конечно, была потрясена, но она стойкая. Скрывала от меня слезы, пыталась успокоить. Ты маму не знаешь, но можешь себе представить, как себя ведут подобные женщины. Ими восхищаешься, и в то же время их спокойствие и выдержка могут свести с ума.
– А отец?
– Ну, это другой характер. Реакция была патетическая. Он отказывался признать это. Последние слова, которые я от него услышал:
– Это – коварный обман, Том! Они тебя хотят одурачить, не верь им!
Робби наморщила лоб:
– А что, если он был прав?
– Как бы я этого хотел! – вздохнул Том. – Нет, исключено. Проделаны все анализы крови, исследование ДНК… И какое-то новейшее обследование, знаешь, которым установили, что сожженные кости принадлежат русскому царю и его семье. И есть результаты всех анализов, сделанных парню, который умер от той же болезни, что у нашего Тимми. Ну, парень моего возраста, которого они, те родители, считали своим сыном. Значит, это он был братом Тимми, а я – нет. Отец, конечно, на самом-то деле не обманывался. Просто не мог примириться.
– Думаешь, потом он примирился бы?
– Как знать? Да нет, конечно, вынужден был бы примириться.
– А ты – примирился, Том? Ну, насколько возможно с этим примириться. Я хочу сказать – самый страшный шок уже позади?
Он нагнулся и отбросил волосы, закрывшие ее нежное лицо, искаженное волнением. |