Питер Робинсон. Растерзанное сердцеИнспектор Бэнкс - 16
Посвящается Шейле
Фантазия, покинутая разумом, плодит невероятных чудовищ; в союзе с разумом она – прародительница всех искусств и живой источник творимых ими чудес. Франсиско Гойя, 1799
Дорога излишеств ведет к храму мудрости. Уильям Блейк, «Союз Небес и Ада», 1790‑1793
Глава первая
8 сентября 1969 года, понедельник
Тому, кто утром в этот понедельник поглядел бы вниз с вершины холма Бримли‑Бикон, могло показаться, что под ним расстилается настоящий пейзаж после битвы. Ночью прошел недолгий дождь, и сейчас бледное солнце вытягивало волокна тумана из влажной земли. Они закручивались над полями, усеянными неподвижными тенями, там и сям сплетаясь с дымком потемнее. Двуногие падальщики бродили по мрачному пепелищу, будто в поисках брошенного оружия, время от времени наклоняясь, словно чтобы извлечь какую‑нибудь ценную вещицу из кармана мертвеца. Другие, казалось, бросали лопатами землю или негашеную известь в большие открытые могилы. Слабый ветерок доносил запах гниющей плоти. И над всем этим царила гнетущая тишина. Но Дейв Сэмпсон, который ходил сейчас по этому полю, знал, что никакой битвы не было, а было лишь мирное празднество, и он, Дейв, принимал в нем самое деятельное участие. Было начало девятого утра, он полночи не спал, вместе со всеми слушая «Пинк Флойд», «Флитвуд Мак» и «Лед Зеппелин». Теперь толпа разошлась, все отправились по домам, и он перемещался среди недвижных силуэтов и мусора, оставленного канувшими ордами, помогая убрать территорию самого первого Бримлейского фестиваля в истории. Вот он, Дейв: согбенный, спина адски ноет, глаза жжет от усталости, – таскается по грязному полю, подбирая всякую дрянь. Диковинные звуки, извлекаемые Джимми Пейджем из электрогитары с помощью скрипичного смычка, продолжали раздаваться в голове у Дейва, когда он запихивал целлофановые обертки и надкусанные шоколадные батончики «Марс» в свой пластиковый мешок. Муравьи и жучки ползали по остаткам сэндвичей и не до конца опорожненным банкам из‑под печеных бобов. Над фекалиями жужжали мухи, а над горлышками пустых бутылок из‑под шипучки кружили осы. Не раз Дейву приходилось совершать резкий маневр, чтобы его не ужалили. Что до некоторой части мусора, то Дейву просто не верилось, что люди могут оставлять после себя такие штуки. Обертки от еды, размокшие газеты и журналы, использованные презервативы, тампоны, окурки, женские трусики, пустые пивные банки, бычки от косяков – этого‑то всего можно было ожидать, но, скажите на милость, о чем думал человек, бросивший тут пишущую машинку «Ундервуд»? Или деревянный костыль? Что, какой‑нибудь инвалид внезапно исцелился благодаря музыке, убежал, а подпорку бросил? Имелись тут и другие штуки, на которые и смотреть‑то было противно. Временные туалеты, поставленные над открытой выгребной ямой, выглядели негостеприимно, к тому же соорудили их в недостаточном количестве и расставили далеко друг от друга. Очереди, ясное дело, были длинные, так что некоторые отчаявшиеся зрители отправлялись поискать укромное местечко где‑нибудь на поле. Дейв глянул на эти кратеры и порадовался, что он не из числа тех добровольцев, которые должны закидать их землей. На нехоженой траве у южного края поля, где, подбираясь к кромке бримлейского леса, земля идет чуть в горку, Дейв заметил брошенный спальный мешок. Чем ближе он подходил, тем сильнее крепло убеждение, что спальник обитаем. Может, кто‑нибудь отрубился, накурившись, или просто уснул? Скорее всего, это из‑за наркотиков, решил Дейв. |
