Но вот ты ему помешал. Врабий уже себя князем мнил, а тут ты. И кто же знал, что ты воевод на две части расколешь? Ишь, окромя тебя еще трое высказались. Мешал ты нашему воеводе. А коли тебя убить, вместе с дружинниками твоими, так и дорогу на княжий стол ему расчистим. А подворье ваше я сам жечь не ходил, надобности в этом не было — другие желающие нашлись. Те, кто ходил — их теперь уже нет. Двоих вы ещё той ночью убили, а трое тут были, в засаде, да тут и полегли. Вон — там Сташко лежит, а неподалеку Мутко. Где-то еще Нерывай был… А, вон там и он лежит.
— А чего же желающих-то много нашлось? — подал голос Татень. — Подлое это дело, чтобы живых людей в дому жечь. Ладно, если бы напали, да убили. А коли бы город сгорел?
— А что город? — хмыкнул Неплюй. — Бранск уже много раз горел, отстраивали. Сгорел бы — так заново бы отстроили. А подлое дело, не подлое — наше дело маленькое. Напасть — так вы бы сражаться стали. А так — дело самое надежное. Дверь снаружи подпереть, а крышу да углы поджечь. Сруб старый, бревна сухие. Вспыхнет, так вы и смерть сразу примете, даже помучиться не успеете. А там и в ирий, а коли через огненное погребение, так и к Перуну быстрее придете.
— А ты за богов-то не решай, — остановил разошедшегося ратника Клест. — Ты нам скажи — вы-то зачем на все это пошли?
Неплюй посмотрел на чужого воеводу, а потом, словно малышу, стал объяснять:
— Так чего же неясно? Наш воевода в князья хочет, а мы ему служить должны. Да и княжеский дружинник — повыше боярского будет. Все бывшие дружинники Врабия сразу бы десятниками стали. Так что, моей вины нет, что твое подворье спалили. Так ведь не все и спалили, кое-что уцелело.
— Ясно-понятно, — кивнул воевода. — А скажи-ка теперь — отчего Врабий засаду велел устроить? Он же не знал — выбрали меня князем, или нет? И как он так все быстро сообразил? Сбежал ведь Врабий из города. А вдруг я обратно бы не поехал? Если бы меня князем избрали, то я бы в Бранске пока остался. И сколько бы вы в засаде просидели? До белых мух?
— С чего бы до белых мух нам сидеть? — пожал плечами пленник. — О том, что ты нынче в свое Клестово возвратишься, мы еще вчера узнали.
— От кого это? Или Врабий своих людей посылал? — удивился Клест.
— Зачем ему посылать, если к нему и так придут? — хохотнул Неплюй. — Ночью-то, когда вам петуха подпускали, прибежали парни, кто уцелел. Сказали — мол, спасся ты не то чудом, не то колдовством каким. Понятно, что Врабий осерчал, велел коней седлать, да с нашего подворья уезжать. Он же знал, что за пожар и ты с него спросить можешь, и прочие воеводы, а еще городской совет есть, а у них своя стража. Дружина воеводская сильная, если всем вместе, но Врабия бы воеводы спасать не стали. В Бранске с поджигателями не церемонятся, поэтому Врабию здоровее из города уходить было. В Бранске поджигателям руки и ноги ломают, а потом из города выгоняют — ползите, если сумеете. Уж лучше бы сразу казнили. Так что, ушел наш Врабий из города, но ушел он недалеко. Мы в полднях пути от города встали, там у нас свой лагерь есть. Он там с прошлой зимы стоит. Так, на всякий случай. И шалаши, и корм для коней, и человечек на строже остался. Вот, встали, а после собрания воевод к нам Стрежень приехал. С нашим воеводой говорил долго.
— О чем говорил, слышал? — спросил Клест.
— Так, краем уха, но кое-что слышал, — кивнул Неплюй. — Да воеводы особо и не таились. При нас разговор был. Стрежень как прибыл, так рассказал, что воеводы решили — пусть, дескать Врабий и Клест сами меж собой разбираются, никто им помогать не станет, а тот, кто победит, тот и будет князем. Стрежень с Врабием уже давно решили, что на княжение Врабий сядет, а Стрежень его правой рукой станет. |