— А может Неплюй-то еще и наше подворье жег? — предположил кто-то из дружинников. — Тогда, воевода, его тоже зажарить нужно. Дозволь мы костерок изладим?

— Костерок — это можно, — не стал спорить воевода. — Дров в лесу много, сейчас мы татя и спросим — костерок ему лучше, или петля? Слышь, тать?

— Не тать я лесной, — через силу усмехнулся Неплюй, пытаясь встать на ноги. — Можете меня вешать, можете жарить. Перун в ирии знает, кто дружинник, а кто тать. И ничего я вам не скажу. Я дружинник, сызмальства под смертью хожу, Перуну я посвящен, поэтому любую казнь готов принять.

— Ишь, какой храбрый, — с уважением сказал Клест. — И не боится, что его зажарят, и не боится в ирий через свою задницу прийти. Не хочешь добром сказать — скажешь по-плохому.

— А ты меня не пугай, — дерзко вскинул взгляд пленник. — Пуганый я уже, никаких пыток не испугаюсь.

— Горячий ты парень, — хмыкнул воевода. Посмотрев на старого дружинника, спросил: — А ты как считаешь?

— Горячий парень, — согласился Татень. — Вон, как он коня горячил, когда по лесу мчался. Нисколечки лошадь не жалел, так спешил. И куда же он так спешил, если все равно ускакать не мог? Охолодить бы его маненько. Как думаешь-то, воевода? Я бы охолонил.

— Охолодить, это да, — согласился Клест. Посмотрев на Ярослава, перевел взгляд на остальных дружинников. — Ну-ка, братья, охолоните Неплюя. Вон, ведра берите. У нас их три, но чтобы сразу лить, без перерыва.

Нужно отдать должное дружиннику — он вытерпел целых двенадцать вёдер ледяной воды. Но когда на его голову собирались вылить тринадцатое, заголосил:

— Довольно, всё сам расскажу, спрашивайте.

— Вот это и правильно, — поощрительно покачал головой Клёст. — Да и к чему столько воды-то терпеть было? Ты же не рыба какая, и не водяная крыса, чтобы воду терпеть. Сразу бы и говорил. А то сидишь сейчас мокрый, словно ворона в луже. Разве Врабий с тебя клятву какую-то взял, что ты молчать обо всем станешь? Брал клятву-то твой воевода?

— Не брал он с меня клятвы, — оторопело сообщил Неплюй.

— Вот видишь, — рассудительно сказал Келст. — Ни клятвы ты никакой не нарушишь, ни слова, богу какому даденое. Так чего и скрывать-то?

Кажется, мысль о том, что его собственный воевода не брал с него никаких клятв, успокоила дружинника и развязала ему язык не хуже ледяной воды.

— Спрашивай, а то я не знаю, чего мне рассказывать-то? — поднял мокрую голову ратник.

Неплюй словно бы воспрянул духом и смотрел на окружавших его пленителей веселее, а Ярослав мысленно похвалил своего воеводу за мудрость. Вон, сразу и кнут и пряник использует. И правильно. Слова, которые вы получили от «языка» под пытками, мало что значат. Под пыткой тебе все расскажут, во всем признаются. Признаются и в том, чего не делали. Таким покаяниям веры нет. А вот когда добровольно рассказывают — это куда надежнее, да и правдивей.

— Начинай с подворья, — посоветовал воевода. — Ходил ли ты нас жечь, если не ты — то кто ходил? И зачем Врабию моя смерть?

— Глупый ты вопрос задал, воевода, — усмехнулся Неплюй. — Сам знаешь, что мой воевода в князья хочет сесть. И князь из него получше иных и прочих выйдет. Но вот ты ему помешал. Врабий уже себя князем мнил, а тут ты.