— Мне нужен номер 13 по улице Рибод. Ведь это тринадцатый номер, да или нет?

— Положим так, но в этом тринадцатом номере живет бедная старуха, которая после полуночи не отпирает своих дверей… Повторяю, ступайте своей дорогой…

И старуха хотела затворить окно. Незнакомец остановил ее, вытащив из-под плаща большой красный шелковый кошелек, наполненный золотом, и тряхнул им. Звук монет произвел магическое действие. Старуха, уже готовая затворить окно, остановилась. Молодой человек продолжал с живостью, приглушенным голосом:

— Если вы мадам Клодион, в чем я не сомневаюсь, то я имею до вас дело и отдам вам все золото, находящееся в этом кошельке.

— Вот что дело, то дело! — пробормотала старуха. — Это называется говорить!.. Подождите… Я сейчас выйду к вам.

— Слава Богу, насилу уговорил!.. Честное слово! — вскричал молодой человек, потерявший терпение от предшествовавшего разговора.

Поспешим сказать, что ждал он недолго. Звук золота, без сомнения, возвратил старухе все проворство молодости. Через несколько секунд, она растворила дверь на улицу и сказала незнакомцу:

— Войдите, я к вашим услугам…

Мы тоже последуем за человеком, которого ввели в этот дом. Как только старая хозяйка затворила за ним дверь коридора, он очутился в совершенной темноте.

— Уж не у черта ли мы здесь? — спросил он.

— Почти, — отвечала хозяйка дома с насмешкой. — Ступайте прямо, когда сделаете двадцать пять шагов, поверните направо и увидите свет…

Она была очень мала, очень худощава, очень сгорбленна. На желтом лице ее было бесчисленное множество морщин. Во рту не было ни одного зуба. Крючковатый нос доходил почти до подбородка, глаза как будто проткнутые буравчиком еще зорко смотрели под красными веками. Словом, наружность этой старухи была и смешна, и зловеща.

Она вошла и старательно затворила за собой дверь. Незнакомец снял шляпу, которую положил на стул, и сбросил плащ. Лицо, до сих пор совершенно скрытое, открылось. Он был действительно молод, как прежде показывали его рост и походка: ему едва ли было тридцать лет. Черты правильные и резкие имели выражение странной энергии. Он был бледен, но не той болезненной бледностью, которая показывает нездоровье, не той матовой бледностью, которая служит признаком горячего и нервного темперамента, но той мимолетной и случайной бледностью, которая есть верный признак сильного волнения. Старуха начала разговор:

— Вы имеете ко мне дело, я здесь; вы хотите говорить со мною, я слушаю; вы обещали мне золото, я жду…

— Вы мне нужны, это правда, — заявил незнакомец, — я сдержу свое обещание и даже сделаю еще более…

— Очень хорошо; о чем идет речь?

— Я жду от вас услуги.

— Важной?

— Да.

— Тем лучше, вы дороже заплатите…

— Но прежде я задам вам один вопрос…

— Говорите.

— Могу я положиться на вашу скромность?

— Более, чем на могилу. Могила иногда еще раскрывает свои тайны, а я никогда не изменяю моим… Меня убьют десять раз, но не вырвут ни слова из того, чего я не хочу или не должна говорить…

— В тайне, часть которой вы узнаете, речь идет о жизни и смерти.

Старуха быстрым движением указала на голову и сказала:

— Эта тайна будет тут в хорошей компании, я знаю много других…

— Вы искусная повивальная бабка, не правда ли?

— Говорят…

— Вы уверены в себе?

— Насколько это возможно… Много женщин прошло через руки Клодион, и ни одна на нее не жаловалась… А! Так речь пойдет о родах?

— Да,

— Согласна.