— До сих пор все это мне кажется очень легким. Потом?

— Больше ничего.

— Как? Только это?

— Да…

— Невозможно!

— Уверяю вас!

— Полноте, должно быть, есть еще какое-нибудь словечко, которое вы еще не произнесли…

— Точно; но это словечко для вас ничего не значит…

— Все-таки я должна его знать…

— Вот оно: золото, которое вы будете тратить — фальшивое.

Эмрода задрожала.

— Фальшивая монета? — вскричала она.

— Именно фальшивая, — подтвердил незнакомец с самым естественным видом.

— Но разве вы не знаете, милостивый государь, что фальшивомонетчиков колесуют заживо на Гревской площади?

— Мне всегда было это известно.

— Прекрасная перспектива!

— Для вас она не существует.

— Каким же образом?

— Опасности нет никакой.

— Докажите.

— Сейчас.

Незнакомец вошел тогда в подробности чрезвычайно сложные, стараясь доказать Эмроде, что она имеет дело не с обыкновенными фальшивомонетчиками, жалким образом исполняющими свое неискусное подражание и попадающими в полицию при выпуске десятой монеты. Дело шло об огромной операции, организованной удивительнейшим образом. Мастерская находилась в старом замке, в нескольких лье от Сен-Жермена; точность воспроизведения была такова, что посредством смеси металлов, еще не известной ни толпе, ни ученым, золотые монеты могли обмануть людей самых опытных, самых проницательных. Эмрода заметила незнакомцу, что если дело находилось в подобном положении, то она не понимает, чем она может быть полезна обществу фальшивомонетчиков. Незнакомец ожидал этого возражения.

— Я буду иметь честь объяснить вам, — сказал он, — и надеюсь убедить.

В самом деле, Эмрода, богатая, знаменитая красотою и роскошью, живущая открыто, дающая блистательные празднества, непременно должна была привлечь к себе отборнейших повес и развратников высшего общества. Таким образом, Эмрода без сомнения могла сделаться самой модной куртизанкой, а особняк ее — нейтральным местом, в котором фальшивомонетчики имели возможность встречаться с сыновьями знатных вельмож и ловить рыбу в мутной воде.

Предложение, сделанное в таком виде, можно было принять, и Эмрода действительно приняла его. С той минуты молодая женщина явилась в свете под псевдонимом госпожи де Сан-Люкар (к чему это испанское имя?) и изумила Париж великолепием своих экипажей. В скором времени во всей столице только и говорили, что о прелестной иностранке, о ее отеле, о ее вечерах. Вошло в моду бывать у нее и среди знатнейших вельмож королевства, многие добивались милости быть приглашенными на ее вечера. Никогда женщина не имела больше поклонников, чем Эмрода, и однако — странное дело! — у ней не было ни одного любовника.

Эмрода скоро приобрела над своими сообщниками неограниченную власть. Начальник фальшивомонетчиков скоро умер, и молодую женщину провозгласили царицей этого странного общества. Это-то царство хотела она теперь передать Раулю. Такова была сущность рассказа Эмроды. Она окончила его, говоря:

— Эта верховная власть в моих руках не более чем опахало… В твоих — она была бы скипетром… Рауль, принимаешь ли ты ее?

Молодой человек обдумал все, пока Эмрода рассказывала.

Потому он отвечал не колеблясь:

— Принимаю.

— Да здравствует же король! — вскричала Эмрода.

И обвив обеими руками голову своего возлюбленного, она страстно поцеловала его.

— Теперь, — спросила она через минуту, — мой король должен мне сказать, когда он хочет явиться своим подданным.