Рауль не отвечал. Он смотрел, внешне рассеянно, на все предметы, окружавшие его.

— У кого мы? — спросил он через минуту.

— У меня, — прошептала Эмрода.

— А! — сказал Рауль.

— Это вас удивляет?

— Конечно, нет! Для вас ничто не может быть слишком прекрасно, ничто не может быть слишком богато, ничто не может быть слишком роскошно!.. Только…

— Что вы хотите сказать?

— Я должен вас поздравить: скоро вы разбогатели… Ведь вы богаты, не правда ли?

— Да, — отвечала Эмрода, — очень богата…

— Богатство не составляет счастья, — философски заметил Рауль, — однако… способствует ему… Вы получили наследство?

— Я? От кого?

— Вероятно, от какого-нибудь родственника.

— У меня нет родных.

— А! Очень хорошо, — возразил Рауль. — Я более не настаиваю.

С некоторого времени тон молодого человека очень изменился. В голосе его уже не слышалось сострадательной нежности, которая делала Эмроду столь счастливой в начале разговора; напротив, теперь тон его был сух и даже насмешлив. Причина этой перемены очень проста. Рауль не верил ни одному слову из того, что говорила ему Эмрода, и сердился на нее за то, что она хотела его одурачить. Ему было бы в тысячу раз отраднее, если б она призналась откровенно, что была фавориткой регента или какого-нибудь генерального откупщика. В самом деле, каким образом иначе объяснить пышность, посреди которой жила бывшая сообщница Бенуа и других мошенников с улицы Жендр? Эмрода прочла как в открытой книге все, что происходило в сердце Рауля.

— Друг мой, — сказала она ему тихим голосом, — я вам открою тайну моего богатства… Таким образом, моя жизнь будет в ваших руках… Но я буду счастлива этим… если же вы не любите меня, мне лучше умереть…

В эту минуту часы на камине гостиной пробили семь часов. Дневной свет проникал в комнату сквозь занавески. Рауль взглянул на часы и провел рукою по лбу.

Семь часов!.. Час, назначенный им для самоубийства. Эмрода проследовала за его взглядом и вдруг помертвела. Взгляд Рауля перешел с часов на расстроенное лицо женщины.

— Ты все еще хочешь умереть? — сказала она глухим, почти невнятным голосом.

— Да, еще хочу.

— Ничто не привязывает тебя к жизни?

— Ничто.

Лицо Эмроды отразило сильную боль, терзавшую ее сердце, но тотчас же стало спокойным.

— Умрем же вместе… — сказала она.

— Как? — вскричал Рауль, — вы хотите…

— Я хочу разделить с тобою саван, если не жизнь… — перебила Эмрода. — Да, хочу и умоляю тебя согласиться с моим желанием…

— Хорошо, — сказал Рауль.

Эмрода подошла к небольшому комоду и дотронулась до пружины. Комод отворился. Из ящика она вынула маленький хрустальный пузырек, наполненный жидкостью, светлой и прозрачной, как ключевая вода.

— Что это такое? — спросил Рауль.

— Яд, убивающий в одно мгновение… без боли…

— Хватит ли его для двоих?

— Тут хватит на сто человек. Иголка, обмакнутая в этот яд, убивает так же быстро и верно, как пуля, попавшая прямо в сердце.

Эмрода поставила пузырек на камин, приготовила две рюмки, наполнила их до половины блестящим вином «лакрима-кристи» и сказала, готовясь откупорить пузырек:

— Мы разделим…

Молодой человек остановил ее.