Привратница объяснила ему, что какой-то господин в синем кафтане, весь в позументах, с черной тростью в руке, приехал в карете и хочет говорить с ним. На замечание, сделанное ему, что Дюран, наверное, лег спать и уже спит, он отвечал:

— Ну! так пусть проснется и встанет.

Как ни мало имел Дюран сношений с полицией, однако он знал, что описание привратницы могло относиться только к полицейскому чиновнику, и знал также, с какими формальностями сопряжена опасная честь принимать этих важных особ. Поэтому он поспешил надеть панталоны и халат и, позабыв даже снять свой бумажный колпак с бантом, побежал, со свечкой в руке, на лестницу встречать полицейского.

Сначала он поклонился до земли, потом пошел вперед, пятясь задом, чтобы посветить ему, и привел его в самую отдаленную комнату. Там опять с низкими поклонами, с потупленными глазами, с сердцем сильно взволнованным, он ждал известия, по всей вероятности неприятного, которое предсказывало подобное посещение.

Полицейский походил на человека благородного. Он не заставил несчастного хозяина страдать от неизвестности. Самым вежливым тоном он спросил:

— Я имею честь говорить с господином Дюраном?

— С ним самим.

— С торговцем сукнами, бархатом и шелковыми материями?

— Точно так.

— Хозяином дома на улице Бурдоннэ?

— Точно так.

— Обязуетесь ли вы, господин Дюран, отвечать правду, какой бы вопрос ни задал я вам?

— Обязуюсь.

— Очень хорошо. Потрудитесь же сказать мне, нет ли у вас в числе ваших жильцов одной знатной дамы, вдовствующей графини де Сент-Анилль, с дочерью?..

Эти слова поразили Дюрана как будто громом. Хотя он не мог угадать, в чем было дело, но задрожал, испугавшись за свою жилицу, и отвечал или скорее пролепетал трепещущим голосом:

— Точно так.

— Прекрасно! потрудитесь же, господин Дюран, указать мне квартиру этих дам…

— Это на втором этаже…

— На какой лестнице?

— На этой самой…

— Не угодно ли вам проводить меня?..

— Сейчас.

Дюран ни жив ни мертв пошел вперед, спотыкаясь на каждой ступени. Дойдя до дверей квартиры графини, он поклонился и хотел уйти, но полицейский сказал ему:

— Я Легу, экзекутор уголовного суда, приказываю вам, господин Дюран, следовать за мною и служить мне свидетелем в том, что будет происходить…

На это нечего было возражать. Дюран поневоле покорился необходимости. Полицейский позвонил. Отворил лакей.

— Графиня ложится почивать и не принимает, — сказал он.

Полицейский улыбнулся.

— Доложите ее сиятельству, — сказал он, — что полицейский чиновник с поручением от господина кардинала просит чести быть принятым, несмотря на позднее время.

Лакей понял, пропустил посетителей и проводил их в залу.

— Я сейчас пошлю горничную доложить ее сиятельству, — сказал он.

— Просите также пожаловать сюда и мадемуазель де Сент-Анилль, — прибавил полицейский.

— Слушаюсь.

— Мы подождем здесь.

Лакей вышел. Полицейский и Дюран остались одни.

Полицейский сел в большое кресло, облокотился на свою трость и оставался бесстрастен. Дюран — что вполне доказывало доброту его сердца — дрожал всеми членами, как будто величайшее несчастье готово было обрушиться на него.

Наконец дверь растворилась. Графиня де Сент-Анилль с дочерью показались на пороге залы, где их ожидали полицейский Легу и дрожавший от страха Дюран.