Это стоило ему тысяч семь, которые соединились с полутораста тысячами, пропавшими понапрасну. Все поиски полиции остались безуспешны: сыщики никак не могли открыть никаких следов вдовствующей графини, мадемуазель Артемизы, Рива, управителя, и Легу, полицейского чиновника.
Кучер того экипажа, в котором сидели пленницы полицейского Лигу, получил приказание свернуть с лионской дороги тотчас же, как только спутники доехали до шарантонской заставы. Легу велел карете остановиться перед домиком очень скромной наружности, находившимся неподалеку от Парижа. Там наши действующие лица вышли из кареты и отправились в дом. В кожаном мешке, который нес Рива, заключалось золотом около ста сорока тысяч ливров, вырученных им от продажи тканей. Деньги было разложены на столе.
Мадемуазель Артемиза, как изобретательница гигантски плутовского плана, исполнение которого мы видели, неоспоримо присвоила себе большую часть. Из ста сорока тысяч она взяла себе восемьдесят. Графиня, Рива и Легу разделили между собой остальные шестьдесят. Потом прелестная невеста испанского гранда любезно поблагодарила своих сообщников, поцеловала, но без особой нежности, вдовствующую графиню, свою благородную мать, села опять в карету, но на этот раз одна, и закричала кучеру:
— Пошел по дороге в Италию, получишь двойные прогоны!
Лошади помчались во всю прыть.
История не передала нам подлинных имен Рива и Легу. Вдовствующую же графиню мы знали прежде под именем Молох. Артемиза де Сент-Анилль была не кто иная, как Венера или Люцифер — или, если угодно, мадам де ла Транблэ. Чтобы начать новую жизнь, ей нужны были деньги… много денег… Теперь она достала их. Мы скоро ее увидим.
Следовательно, нравственное излечение Рауля совершилось так же скоро, как и физическое выздоровление. Сердце и плечо зажили в одно и то же время. После этой двойной раны осталась только легкая слабость в правой руке, а в душе сильное разочарование и горечь. Через несколько дней исчезла и слабость руки. Оставалась только душевная горечь.
Это расположение весьма естественно направило мысли молодого человека к тем идеям, которые до рождения его любви к Деборе были главной целью его жизни. Мы говорим о мщении, которое он намеревался привести в исполнение относительно трех наследников Реджинальда де ла Транблэ; наши читатели, вероятно, не забыли, с каким презрением прогнали они его из замка в самый день похорон маркиза.
Время не могло быть лучше выбрано для предприятия и выполнения этого столь долго откладываемого мщения. Осуществление подобного проекта должно было придать некоторый интерес жизни молодого человека, которую последние происшествия сделали очень печальной. Кроме того, он мог располагать выбором всех способов действия, потому что не имел недостатка в золоте, этом великом двигателе.
Как только мысль о мщении возродилась в голове Рауля, он ожил и понял, что жажда мести, так же как страсть к игре, никогда из угасает в сердцах, которыми раз завладела. Стоило только придумать план, исполнение которого было бы возможно. Рауль начал обдумывать.
Однажды утром Рауль, еще лежа в постели, позвонил в серебряный колокольчик, который стоял у него под рукой на ночном столике. В эту минуту пробило десять часов утра. Вошел лакей.
— Жак дома? — спросил Рауль.
— Дома, кавалер.
— Пришлите его сюда сейчас же.
Лакей поклонился и вышел. Через несколько минут Жак вошел в спальню своего господина.
— Жак, — сказал ему Рауль, — нет ли в этом квартале какого-нибудь продавца старого платья?
— Есть, живет под вывеской «Проворный Человек», недалеко отсюда, на Королевской площади…
— Он тебя знает?
— Еще бы.
— Каким образом?
Жак несколько смутился, потупил голову, покраснел и сначала не отвечал. |