— Гольф? — переспросила Софи, отложила нож с пилкой и начала рассказ.
Пока вся семья переходила от мяса к салату, а потом — сыру, мороженому и печенью, Софи пересчитала все восемнадцать лунок. Она была обстоятельна и подробна, иронична и язвительна, снисходительна и восторженна, в зависимости от ситуации, которую описывала. Джин несколько раз поднимала глаза на Хью, чтобы посмотреть, как он воспринимает рассказ подруги. Хью молчал. Он был спокоен, но явно забавлялся, из чего Джин заключила, что Софи действительно забавна. Где-то между мороженым и печеньем Энтони посмотрел на Джин.
— Эй, а почему ты все время молчишь? — спросил он.
— Ну, ей же не дают и слова вставить, — сразу пояснила Софи, и Джин ничего не оставалось, как присоединиться к общему смеху.
Тем не менее, она промолчала. То, что происходило между Софи и Хью немало занимало девушку. Например, Софи брала хлеб, а так как она была левшой, то клала его справа от тарелки Хью. Пока она болтала, Хью спокойненько доедал свой кусок и принимался за кусок Софи. Потом Софи автоматически начинала шарить по скатерти, и Хью вежливо протягивал ей хлебницу. Через несколько минут все повторялось. При этом Хью ни разу даже не улыбнулся, а Софи, увлеченная своим рассказом, ничего не замечала. Джин решила, что это их маленькая игра, одна из тех игр, которые бывают у людей, очень близких друг другу. Но, в конце концов, когда Хью в очередной раз подал Софи хлебницу с последним ломтиком, она взяла его вилкой и сразу протянула ему. Все рассмеялись, включая самого Хью.
Ужин закончился, но они сидели за столом, болтая. Энтони принес сигареты и закурил; его примеру последовали Софи и Хью.
— Не куришь? — удивилась Софи.
— Иногда, — отозвалась Джин. — Лучше потом, с кофе.
— А где будем пить кофе? — спросила миссис Уилстэк. — В гостиной или в твоем кабинете, Хью?
— Конечно, в кабинете, — ответила вместо него Софи. — Не могу же я класть ноги на вашу дорогую мебель.
— Но и не на мои кожаные кресла, — твердо предупредил Хью.
— Но там есть каминная решетка, — напомнила Софи.
Да, вот какая она, эта Софи, — думала Джин. В ее отношении к гольфу, разговору, мебели — во всем было что-то мужское.
— А как насчет тарелок? — со вздохом спросила миссис Уилстэк.
— Что скажешь? — поинтересовался Хью у Мэтта.
— Опять я? — с отвращением воскликнул мальчик. — Все эти тарелки? Да ни за что в жизни! К тому же, я всегда все разбиваю, правда, мам?
— Пошли, Мэтт, ― сказала Джин. — Вымоем вместе.
— Ты моешь, я вытираю, — быстро предложил мальчик.
— Нет, Джин не будет мыть тарелки, — отрезал Хью. — Сложи их в мойку, миссис Ростбиф, домработница утром вымоет.
— Никогда в жизни не оставляла грязной посуды, — обиделась миссис Уилстэк и стала помогать Джин убирать со стола.
— Будем тянуть жребий, — предложила Софи. — Кстати, здесь есть еще двое.
— Я никогда не мою тарелки, — быстро возразил Энтони.
— А я даже не знаю, как это делается, — добавил Хью.
— Тогда мне тебя жаль, — парировала Софи, не желавшая смириться с тем, что все в этом мире должны делать женщины.
Она попросила бумагу и старый конверт, написала все имена и перемешала. Миссис Уилстэк и Джин с улыбкой переглядывались, собирая посуду. Когда с подготовкой к жеребьевке было покончено, Софи начала тянуть листочки.
— Сегодня посуду моет... Джин! — объявила она, вытаскивая первую бумажку. — Вытирает... Я!
Софи вовсе не обрадовалась.
— Это была твоя идея, — усмехнулся Хью. — Пошли, Энтони, вытрем пыль в кабинете, чтобы приготовиться к приему. |