Но с утра зазвонил телефон. Сердце Джин тревожно забилось. Неужели что-то случилось? Раздался щелчок, и девушка услышала голос Хью. Сначала она даже не могла говорить, только прислонилась к стене в коридоре и закрыла глаза.

— Алло!.. Алло? — повторил Хью.

— Да. Это я, Хью.

О, эти громкие удары глупого сердца!

— Как ты, Джин? Все в порядке?

— Да. Мы отдыхаем. Вчера ездили в город в кино.

— Хорошо. Теперь слушай. У тебя есть под руками бумага и карандаш? Я хочу, чтобы ты кое-что записала.

— Да, диктуй.

— Хорошо. Нам нужны кое-какие детали. Пусть Джим Дин поедет к дяде Джеку и все там возьмет. Он продиктовал ей длинный список механизмов, о которых она никогда в жизни не слышала. — Позвони Джиму, хорошо? У вас прямая линия со старым домом, а нам трудно пробиться. Скажи, что кто-нибудь из нас приедет домой в три часа. — Хью помолчал, а потом его тон изменился. — Пожалуй, я лучше пошлю Энтони. Наверное, тебе и миссис Ростбиф будет приятнее увидеть именно его...

Джин пришлось прикусить губу, чтобы не закричать: «Нет, тебя, Хью...», но она ничего не сказала.

— Можешь сделать для меня одно одолжение?

— Конечно, Хью.

— Тогда спрячься куда-нибудь и не попадайся Энтони на глаза, пока он не вымоется и не побреется. Похоже, ему очень не хочется, чтобы ты видела его в нынешнем виде. Как, впрочем, и любому из нас. Здесь нет воды, так что мы сто лет не мылись.

— Мы будем рады Энтони, каким бы он ни был... — честно возразила Джин.

— Не сомневаюсь, — холодно отозвался Хью. — Но у Энтони есть и своя точка зрения.

— Хорошо, Хью. Я оставлю ему чистую одежду на веранде, а мы с миссис Уилстэк ровно в три часа приляжем отдохнуть.

— Вот хорошая девочка... Не забудь позвонить Джиму, ладно? И передай миссис Ростбиф привет. — Пауза. Джин снова закрыла глаза. — Увидимся, Джин. Пока!

Он повесил трубку.

Неужели Хью посылал домой Энтони из-за того, что все еще думал, будто она влюблена в его брата? Тетя Силла пыталась изолировать от нее Энтони, а Хью, наоборот, подталкивал его. Девушка пожалела, что не может рассказать о том, что творится у нее на сердце, и заодно о сердечных делах Энтони. Она еще долго стояла у телефона, даже не пытаясь позвонить в старый дом Джиму. Джин представляла, как она выходит в поле, взбирается на самую высокую кочку и объявляет:

— Энтони Уилстэк на три года моложе меня. Если бы я только подумала о романе с ним, то сразу почувствовала бы себя нянькой малыша. Я не влюблена в Энтони Уилстэка... но, похоже, я готова влюбиться... влюбиться...

На этих словах фантазия ее оставляла. Перед ней было множество препятствий, каждое из которых могло остановить нарождающееся чувство: «нельзя влюбляться в человека, который объявляет себя закоренелым холостяком»; «он любит отдавать приказы другим»; «кругом множество девушек, которые без ума от него, и среди них множество хорошеньких, лучше меня»; «он предпочитает всем Софи». И еще: «Он будет оставлять одежду на полу в ванной». Она хваталась за каждое из этих препятствий, как за соломинку, но все было напрасно. Оставалось одно, последнее. Джин хорошо знала себя. Вскоре предстояло покинуть Стирлинг-даунс, и она будет чувствовать себя очень одинокой. Она всегда мечтала о доме и, казалось, обрела его, но снова должна была потерять. Джин не могла позволить, чтобы одиночество дополняло еще и разбитое сердце. Тогда ей просто не жить.

Джин все-таки дозвонилась до старого дома, ее сообщение произвело невероятный эффект на тетю Силлу, которая, сразу забыв об усталости, пообещала приехать к обеду.

Как ни странно, они очень мило посидели. Энтони, отмытый и выбритый, выглядел таким загорелым, будто провел пару недель на модном курорте.