Он тяжело вздохнул. Что ж, драка началась бы с минуты на минуту в любом случае, а паренек… Ну, паренек, может быть, даже успеет дойти до стойки и заказать миску похлебки. Может быть, даже успеет за нее заплатить, если очень повезет.

    Шах собрался с духом и двинулся к стойке, стараясь обходить посетителей как можно дальше и, упаси боги, никого не задеть. Шон ухмыльнулся и двинулся следом за ним, жалея только об одном – что, будучи призраком, он не может мимоходом сграбастать со стола кувшин с вином.

    Стойка, в начале пути казавшаяся Шаху столь же недосягаемой, как Большой Бугор, с каждым шагом становилась все ближе и ближе. Наконец Шах почти уперся в нее носом. С трудом оторвав глаза от пола, он поднял голову – и натолкнулся на крайне недружелюбный взгляд стоящего за стойкой человека, который, по-видимому, и являлся самим Старым Тромбом. Глаза у Тромба были разноцветные.

    – Чего желаете? – осведомился трактирщик тоном, явственно намекающим, что лично он желает сегодня на ужин какого-нибудь деревенского паренька поупитаннее.

    – М-миску похлебки, – выдавил Шах. – П-пожа-луйста.

    При слове “пожалуйста” трактирщик непроизвольно поморщился.

    – Два гвеллера.

    Стоящий рядом с Шахом Шон также поморщился. За спиной у Шаха раздался какой-то неясный, но весьма недовольный гул. Однако его немедленно перекрыл рев с одного из ближайших столиков:

    – Поставь ему миску молока, Тромб. Пусть полакает.

    Шах медленно обернулся и в наступившей тишине с ужасом услышал, как его собственный голос произносит:

    – Заткни свои слова в свою поганую пасть и вытри ее бородой!

    “Но ведь я не хотел говорить этого! – пронеслось у него в голове. – Я вообще не хотел ничего говорить. А уж тем более такое. Я так никогда раньше не разговаривал!”

    Услыхав ответ, здоровенный верзила, из которого запросто можно было наделать минимум четырех Шахов, взревел не хуже мамонта, вскочил, придавив при этом столом своих недавних собутыльников, и двинулся вперед. Увидев надвигающуюся на него гору, Шах отступил назад и оперся об стойку.

    А Шон, увидев столь большую мишень для пинков, радостно ухмыльнулся.

    Когда до верзилы оставалось не больше двух шагов, правая рука Шаха сама по себе рванулась вперед и вверх, увлекая все остальное тело за собой.

    Раздался короткий, сухой треск.

    Медленно, величественно туша верзилы взмыла в воздух, проплыла над рядами столов и с жутким чавкающим звуком врезалась в стену под самым потолком.

    Долю секунды туша повисела там, а затем со страшным грохотом рухнула на пол.

    В зале раздалось дружное “ох”. Тромб снова протер глаза и озабоченно посмотрел на стену – гномы строили прочно, но на такие удары даже они не рассчитывали. К его облегчению, мореные дубовые доски выглядели вполне целыми.

    Шах пораженно уставился на свою правую руку. Он был готов поклясться чем угодно, что даже не коснулся верзилы – тот взлетел, словно сам по себе.

    Внезапно что-то с силой толкнуло его в правый бок. От этого толчка Шах потерял равновесие и растянулся на полу, больно ушибив себе при этом локоть.

    Двум наступавшим на него приятелям верзилы пришлось значительно хуже. Их союзник, приготовившийся напасть на Шаха сзади, не успел остановить удар и обрушил свой стол прямо на их головы. Хотя Тромб старался не делать мебель, которую должны были разнести в любом случае, особо массивной, определенный запас прочности у стола был.