Но это было не самое главное. Хуже всего, что Катерине снова стало плохо, и это случилось так далеко от врачей и какой-либо цивилизации! Когда путники выбрались на долгожданную дорогу, Катерина пошла сама. Ее поддерживала мать, одной рукой обнимая за хрупкую девичью талию. Последнюю часть пути Башмакова-старшая читала молитвы, все, какие помнила. Слова задавали ритм и успокаивали.

Но когда за очередным поворотом деревня не показалась, она сдалась и согласилась на помощь молодого ямщика. Теперь уже он поддерживал бледную Катерину и, на взгляд ее матери, делал это не слишком почтительно.

Офицерской вдове вообще совершенно не нравилась та компания, в которой она оказалась. Анастасия Леонтьевна, конечно, не стала бы спорить с тем, что все эти люди проявили сегодня изрядную смелость, но старались они прежде всего ради самих себя.

Вот этот молодой усатый ямщик, кажется, был в восторге от происходящего. Показать свою удаль перед молоденькой барышней – вот что для него было главным. Настоящий авантюрист.

Паломники ей тоже доверия не внушали. Что можно сказать о людях, которые отказываются от дома и дела, даже если делают они это ради светлой цели постижения бога? Прежде всего такое поведение говорит о безответственности и лени.

– Ну, вот и пришли, – объявил Печеркин, указывая на группу домов, выстроившуюся по берегу небольшой речушки.

– О господи! Наконец-то! – вырвалось у совершенно замученной Катерины.

Деревушка была небольшая, но опрятная – наличники окон и ворота некоторых изб покрывала искусная резьба. Удивили Башмакову только полное безлюдье и тишина.

– Где все? – невольно понижая голос, спросила Катерина.

– В поле, видать. Солнце-то еще не зашло, – также тихо пояснил Захар.

Путники подошли уже совсем близко и двинулись вдоль ряда деревенских построек в надежде, что к ним кто-нибудь выйдет. В центре деревушки возвышался самый богатый дом с окрашенными воротами, и опытные паломники сразу направились к нему, признав обиталище старейшины.

Калитка была приоткрыта, но подошедший к ней Дмитрий тут же отскочил в сторону. Из-за ворот выбежал здоровенный пес и глухо, угрожающе зарычал. Услышавшие его деревенские сородичи с других дворов тут же подали голоса, и вся деревня огласилась собачьим лаем.

– Почто сердишься, лохматый? – заговорил с псом Григорий. Он медленно пошел к калитке, протягивая вперед руки ладонями вверх. – Мы твоим зла не сделаем. Сам смотри.

Пес как будто расслабился и перестал скалиться и ворчать, однако с места своего не сошел и дорогу к калитке по-прежнему загораживал. «Тоже мне, чудодей выискался», – злорадно порадовалась про себя Башмакова. Но тут на звук собачьего лая со двора осторожно выглянула какая-то женщина в платке.

Увидев всю разношерстную и живописную компанию, стоящую у нее под окнами, баба всплеснула руками и с криком метнулась назад:

– Прокл! Проклушка, что делается!

Пока за воротами о чем-то спорили, осматривавшаяся по сторонам Катерина заметила небольшой, одиноко стоящий сарайчик с ржавым замком на двери. У него имелось маленькое крылечко, на которое и присела измученная девушка.

Наконец из-за ворот вышел совершенно седой старик с ружьем на изготовку. Обозрев цепким взглядом открывшуюся ему картину, он опустил ружье и потрепал пса по загривку.

– Что за беду мыкаете? – спросил он с нескрываемым любопытством.

Не успели путники ответить, как из калитки за спиной Прокла стали высыпать его домочадцы. Тут были женщины разных возрастов и дети. У вдовицы зарябило в глазах – зырянские женщины одевались вовсе не так, как русские.