|
— Почему? — Ну не знаю. Вообще-то осень я люблю. Но за ней приходит зима и лето, это дает надежду. А тот мир пронизан оглушающей безысходностью. — Да. Это особый мир. — Особый? — насторожился я. — Без сомнений. Тот мир — проекция всех слоев реальности на одну плоскость. — Как это? — Очень просто. Вот в этом мире всегда лето, везде степь или море. И нет людей. В сфере взаимодействия всегда ливень и лес. Кроме того, есть множество других миров. Часть из них — сферы сна, часть так, просто. Все они разные, в каждом свои законы. Но все они проецируются на одну плоскость, создавая некий усредненный мир. Для наглядности: свет, проникая через желтое стекло, оставит на белой плоскости желтое пятно. Если стекло будет синим, то и пятно будет синим. А если сложить стекла вместе, какого цвета будет пятно? — Зеленого, — ответил я. — Цвета смешаются. — Верно. Мир, в который ты попал в ту ночь, является белой плоскостью, на которую проецируются свойства всех слоев реальности. Изменения в любом из миров вызывают изменения и в том мире. Когда-то там было лето. А еще раньше весна. — Ты хочешь сказать, что в настоящий момент усредненное состояние всех реальностей выглядит как беспросветная осенняя тоска? — Вне всяких сомнений, — Олень снова помотал головой, отгоняя мух. — Вселенная умирает. — Это естественно, — пожал я плечами. — Всему на свете рано или поздно приходит конец. — Я не о том, — ответил Олень. — Агония уже началась. Когда-то мир становился с каждым днем все лучше, но теперь лучше уже не будет, поскольку пройдена точка наивысшей энергии. У любого процесса есть расцвет, кульминация и закат. Кульминация этого мира в прошлом. Все. Наступает поздняя осень. И люди сыграли в этом не последнюю роль. И действительно вдруг наступила осень. Мы с Оленем оказались в том самом пожелтевшем лесу, на краю той самой поляны. Моросил дождь. Медленно падали листья. Я поежился и опустил закатанные штанины. — Погоди! — Я испугался, что Олень пропадет или я проснусь и не узнаю чего-то очень важного. — Ты сказал о роли людей. — Тебя это волнует? — Олень поднял морду. — Как странно... Беда как раз в том, что люди стали никому не нужны. В том числе и самим людям. В том числе и сами себе. Никому ничего не нужно. Кроме денег. — Разве что-то изменилось? — удивился я. — Разве раньше было не так? — Конечно. Раньше мир был пестрым, как лоскутное одеяло. В каждом месте, а их было много, люди ценили разные вещи. В Римской Империи тоже деньги ценились превыше всего, но варваров в лесах было куда больше. Для них деньги не значили ничего. Они ценили то, что называли доблестью. Были и другие. Для кого-то что-то значила любовь, для кого-то что-то значил талант. Для кого-то бог не был пустым словом. — Постой! — помотал я головой. — Сейчас тоже есть люди, которые ценят талант и любовь. — Нет, — грустно заметил Олень. — Мир уже не такой пестрый. Осталось всего три или четыре лоскута, в которых ценятся разные вещи — красота, сила, страсть. Но большую часть вашей реальности заполонило желание денег. Ими измеряется все. Даже талант — за сколько можно продать творение или сколько на него было затрачено. |
