— Что?! — ему и впрямь удалось меня удивить.
— Понимаешь, если я с этим делом справлюсь, моя репутация укрепится, — ответил Эдик. — Это почти меркантильный интерес, Ты ведь сам потом
снова обратишься ко мне, а не к Ахмаду.
— Почти меркантильный?
— Почти. Есть ценности подороже денег.
— Да ну, — поддел я его, желая выяснить, что он думает по этому поводу.
— Вот тебе и ну. Это Ахмад или Сулейман могут с лохов просто взять денег, а работу сделать спустя рукава. Я нет.
— Почему? Это что-то новое на рынке труда.
— Нет, Саш. Это старое. Новое — то, что делает Ахмад. Поглядим еще, кто дольше продержится, как ты говоришь, на рынке труда.
— Какая разница, кто сколько продержится? Они за год нахапают больше, чем ты с такими принципами за десять.
— Может, и так. Но у меня два сына. Не знал? Хотелось бы передать им дело с хорошей репутацией. А что касается денег... Ты ведь мне
позвонил по миллионному делу, не к Ахмаду.
«Вот это номер, — подумал я. — Может, не так все плохо в мире, как мне казалось? Погорячился Северный Олень, точно погорячился. Возможно,
нашему престарелому миру до агонии еще далеко».
Я продиктовал Эдику фамилию следователя, который меня допрашивал, и велел работать оперативно.
— Зачем тебе труп? — спросила Катя, присев на диван.
— Исследовать, — серьезно ответил я. — Хотя нет, вру. На самом деле не хочу, чтобы этот жмурик лежал в ментовке.
— А смысл?
— Не знаю. Кать, что-то происходит вокруг нас, что-то очень странное. Я бы сам хотел разобраться. Без ментов, без чужих экспертов и, уж
конечно, без вмешательства ученых из Академии наук.
Я подумал, стоит ли Катьке рассказывать о приснившемся. Что рассказать, а что утаить?
— Мне сегодня Олень приснился, — признался я.
— Тот самый?
— Да. Но вообще сон был настолько странным, что я не понял, на чем он основан. Реальный это был контакт с некой сущностью или только
проекция моего воображения.
— Рассказывай, — потребовала она.
— Мы с Оленем говорили о гибели мира. Тему начал он. А потом он так посмотрел на меня... Кать, я во сне до судорог испугался. Его глазами
на меня глянул какой-то жуткий доисторический демон. Я вот сейчас вспоминаю, и мурашки по коже. И теперь вообще не понимаю, что собой
представляет этот чертов Олень.
Слово «чертов» снова вызвало на спине волну ледяных мурашек, а сердце неприятно заныло в груди.
— Мне кажется, это отображение какой-то части твоего подсознания, — предположила Катя. — Проявляющаяся во сне.
— У меня тоже до сегодняшнего дня это была версия номер один. Сейчас сомневаюсь. Не мог я такого придумать.
— Мог, — успокоила она меня. — Ты же спал, а сон разума всегда рождает чудовищ. У нас столько всего внутри! Миллиарды лет эволюции оставили
свои следы. Почти стертые, но не до конца. Где-то в глубине нашего естества, на генном уровне, мы запросто можем помнить рев хищных
динозавров.
— Нда... — вздохнул я. — Но грибница, растущая из трупа, — это произошло не миллиард лет назад, а вчера. |