- Вот поэтому-то воспоминания таких людей, как вы, имели бы особую ценность...

- К сожалению, моя профессия не дает возможности предаваться воспоминаниям. Не говоря уж о моем нежелании. Думаю, вы не станете меня вынуждать.

Анастасия бросила на него быстрый взгляд, во взгляде была почти ненависть, Карналь уловил это, подумал, что мог бы вести себя с девушкой поприветливее, но что-то ему мешало. Это уж было совсем невыносимо! Мало из него тянули идей, разработок, теорий, это требовало энергии, бессонных ночей, постоянного сверхчеловеческого напряжения - теперь хотят еще воспоминаний!

- Я слишком занятой человек, - сказал почти сурово.

- Человек не может быть в едином измерении.

- Спасибо, что объяснили.

- Вы разрешите хотя бы сфотографировать вас?

- Зачем?

- Мы не смогли дать ваше фото к отчету о встрече ученых с журналистами. У меня просто не вышел ваш снимок. Вы показались мне... не очень фотогеничным.

- Думаете, я стал фотогеничнее за эти дни?

- Тогда я не очень-то и старалась. Теперь попробую.

- Наверное, это страшно капительное дело: позировать.

- Не беспокойтесь. Эта камера автоматическая. Она все сделает сама.

- Тогда...

- Вы хотите спросить: зачем я здесь?

- Приблизительно.

- Заодно вам хочется выбросить и мою японскую камеру?

- Угадали.

- Знаете, мне тоже как-то неинтересно здесь. Может, и... моей камере. Вы просто на редкость неинтересный человек. Ничего поучительного. Ваш мозг вполне вероятно. Но как человек...

Карналь засмеялся. Так с ним давно никто не разговаривал.

Анастасия уже шла к двери. Так оно лучше. Он никогда не казнился, когда приходилось буквально выбивать себе крохи времени, отбиваясь от настырности и любопытства множества людей, которым просто нечего было делать. Эта девушка, похоже, принадлежит к той распространенной нынче категории людей, которые, абсолютно ничего не умея делать, готовы болтать обо всем на свете, выказывать информированность, делая вид, что именно они решают все проблемы.

- Кстати, моей дочке, пожалуй, столько же лет, сколько вам, неожиданно для самого себя сказал Карналь вдогонку Анастасии.

Она остановилась у двери, глянула на него без любопытства.

- Очевидно, я должна сказать, что моему отцу столько же лет, как и вам. К сожалению, это не играет никакой роли.

- Ошибаетесь, в этом мире все играет роль и все имеет значение. Для начала вы могли бы записать воспоминания о войне вашего отца.

- Он погиб.

- На войне? Но ведь...

- Вы хотите сказать, что тогда я не могла бы родиться? Он погиб, когда я училась в девятом классе. Испытывая новую военную технику.

- Простите, если причинил вам боль.

- Но о войне он не рассказывал мне никогда. Не знаю, почему. Может, собственным детям отцы никогда об этом не рассказывают. Мне кажется, что даже генералы рассказывают о войне лишь чужим детям - не своим. Пионерам, красным следопытам...

- А ваш отец?..

- Он был полковник.

Карналь вздохнул:

- Я только лейтенант.

- Но теперь вам, наверное, давно уже присвоили генерала?

- Забыли так же, как забыли выслушать мои военные воспоминания. Кажется, никто, никогда, кроме...

Он сказал "кроме" и замолк. Анастасия уже не могла так уйти отсюда, чувствуя, что их разговор из неприятно-официального неожиданно приобрел характер почти интимный. Уйти - означало оставить этого человека с его болью, а что Карналь был полон боли - это Анастасия видела отчетливо и безошибочно.

- Знаете, - сказала она негромко, - может, вы когда-нибудь захотите рассказать мне что-то, хотя я и не имею права на такую дерзость, но уж так вышло... Ваш помощник легко найдет меня... Или же... может, я почувствую сама и приду... Хотя опять же и это почти граничит с нахальством.