— Я помните, как боялась бедная Мери?

— О, да! — ответил я, — мне кажется, что все это было только вчера!

В душе я хотел, чтобы так оно именно и было, но на самом деле в памяти моей не оставалось даже искорки от этого „вчера“! Конечно, представлялось наиболее благоразумным тотчас же откровенно выяснить недоразумение, но мне показалось это слишком обидным после комплимента молодой девушки что я узнал ее! Таким образом, я все больше и больше запутывался, тщетно отыскивая спасительную тропинку, которая могла бы меня вывести из этого лабиринта. Незнакомка оживленно продолжала:

— А знаете, ведь Георг женился таки на Мери.

— О! неужели?

— Какже, какже! Он утверждал потом, что еа отец гораздо больше виноват во всем, чем она сама, и мне думается, что он был прав. А вы как думаете?

— Понятно, совершенно ясно! Я это всегда говорил…

— Нет, вы были тогда совсем другого мнения, по крайней мере, в то лето…

— Летом? Да, летом, — вы правы… Но зато в следующую зиму, — я уже говорил совсем… другое!..

— И вот, таким образом, выяснилось, что Мери ни в чем не виновата, а виноваты — ея отец и старый Дарлей!

Дабы что-нибудь ответить, я подтвердил:

— Да, этот Дарлей… он всегда казался мне крайне несносным стариком!

— Таков он и был действительно! однако, несмотря на все его странности, вы относились к нему особенно любезно. Помните, как он всегда порывался проникнуть в дом, как только на дворе становилось немножко холодно?

Я не решался идти дальше. Несомненно: этот Дарлей не принадлежал к числу двуногих, но пользовался двумя парами ног; может быть, это была собака, а может быть и слон. Но так как всякое животное имеет шерсть, то я, не отвечая на вопрос, рискнул заметить:

— И какой славный был у него мех!

Это замечание, кажется, пришлось кстати, так как она подтвердила:

— Да, густой… он был весь как бы покрыт шерстью!

Это меня немножко смутило, и потому я, в свою очередь, осторожно подтвердил:

— Да! шерстью он мог похвалиться! Она сказала: „Другого негра, с такими „шерстяными“ волосами не легко отыскать!“ Мне показалось это лучем света, а то я уже опять стал терять сознание. Я очень обрадовался, а она продолжала:- Ведь у него было достаточно удобное жилище, но каждый раз, как только становилось холодно, он непременно являлся в дом и его нельзя было удалить оттуда. Впрочем, ему многое прощалось в воспоминание того, как несколько лет назад он спас жизнь Тому. Вспоминаете вы Тома?

— Совершенно ясно! Вот это был красивый молодой человек!

— О, да! А ребенок его — такое миленькое существо!

— Я не видел никогда ребенка красивее его!

— Я ужасно любила возиться с ним и играть!

— А я с таким удовольствием качал его на коленях!

— Да ведь вы же ему и придумали имя! Как его звали-то?

Я чувствовал, что теперь настает конец. Если бы хоть я знал, какого пола был этот мерзкий ребенок? К счастью, мне вспомнилось имя, пригодное для обоих случаев. Я сказал:

— Ребенка звали Шурочкой!

— Кажется, в честь кого-то из родственников. Но ведь вы же придумали имя и тому, который умер и котораго я никогда не видела? Как звали того?

Так как ребенок умер и она его никогда не видела, я признал возможным назвать его на удачу первым попавшимся именем:

— Его звали Томас-Генрих!

Она с минуту подумала, а потом сказала:

— Это странно… очень странно!

Я сидел как на угольях с холодным потом на лбу.