— Да, теперь явас припомнил! Вы остались такой же жестокой, какой были и 13 лет назад на пароходе, иначе вы не наказали бы меня так чувствительно. Вы не изменились ни сердцем, ни внешностью. Вы выглядите также молодо, как и тогда, а ваша не блекнущая красота носила достойную копию в этом прелестном мальчике! и, если эти слова мои вас хоть немножко тронут, то заключите мир: я признаю себя разбитым и побежденным!

В этом смысле и ратификован был мир, тут же приведенный в исполнение.

Вернувшись к Гаррису, я сказал:- Вот видишь, что могут сделать талант и ловкость!

— Едва-ли! Я вижу только то, на что способны колоссальная невежливость и глупость! Чтобы человек, не потерявший все свои пять чувств, стал приставать таким манером к совершенно незнакомым ему людям и надоедать им целых полчаса своим разговором, — это… это — нечто такое, подобнаго чему я никогда не видел! Но что ты им говорил?

— Ничего неприличнаго! Во-первых, я спросил девушку, как ее зовут!

— Честное слово, — это на тебя похоже! Ты в состоянии выкинуть такую штуку! Я, конечно, поступил не умно… Но ведь не мог же я предполагать, что ты действительно отправишься туда и разыграешь из себя такого болвана. Я совсем забыл об этих твоих специальных способностях! Что могут теперь подумать о нас эти незнакомцы! Но как же ты это спросил? в какой форме? Надеюсь, ты все-таки постарался, как-нибудь обяснить…

— Нет, я просто сказал: мой друг и я очень хотели бы узнать, как вас зовут, если вы не имеете ничего против этого….

— Это чорт знает, что такое! Ты выбрал удивительно элегантную форму, делающую тебе честь, и я в особенности благодарен тебе за то, что ты впутал и меня! Ну, а что же она?

— Ровно ничего. Она просто сказала, как ее зовут.

— Неужели? И даже не удивилась?

— Нет, немножко как будто бы… Может быть, это было и удивление, но мне показалось, что это скорей радость…

— Да, вероятно… Совершенно естественно, это была радость! Как же ей было не обрадоваться, услышав такой вопрос от совершенно незнакомаго человека! Что же ты сделал дальше!

— Я протянул ей руку, а она пожала ее.

— Я видел это, хотя и не верил своим глазам! А ея сосед не предупредил тебя о своем намерении немедленно свернуть тебе шею?

— Нет, мне показалось, что они все были очень рады со мной познакомиться…

— Это наверное так и было!.. Они, вероятно, думали про себя: вот человек, котораго показывали в каком-нибудь музее и который убежал оттуда, — попробуем развлечься этим манекеном! Другого обяснения их кротости быть не может… Ты сел… Тебя, конечно, пригласили сделать это?

— Нет, я подумал, что они просто забыли пригласить…

— Ты обладаешь замечательно верным инстинктом. Что же ты делал потом? о чем ты разговаривал?

— Я спросил девушку: сколько ей лет?

— Нет, действительно, твоя деликатность выше всякой похвалы! Ну, дальше, дальше… Не обращай пожалуйста внимания на мою скорбную физиономию, я всегда так выгляжу, когда в душе чему-нибудь особенно глубоко радуюсь! Разсказывай дальше!.. Она ответила тебе о своем возрасте?

— Да, и потом разсказала мне о своей матери, о своей бабушке, о всех остальных родственниках и, наконец, о самой себе.

— Сама — о самой себе?

— Нет, не совсем так. Я спрашивал, а она отвечала.

— Это божественно! Может быть, ты осведомился об ея политических убеждениях?

— Разумеется, — она демократка, а ея муж — республиканец.

— Ея муж! Разве этот ребенок замужем?

— Она совсем не ребенок; она давно замужем, а господин, который сидит с ней рядом, — ея муж.