— Как жаль, что вас уже не было, когда у меня родился ребенок, — вам пришлось бы и для него выбрать имя!

— У вас ребенок? Да разве вы замужем?

— Уже 13 лет!..

— Как вас крестили? Вы это хотите сказать?

— Нет не крестили, а венчали! Вот этот мальчик — мой сын!

— Но ведь это совершенно невероятно… почти невероятно? Простите великодушно за нескромный, быть может, вопрос, — я хотел бы спросить: разве вам больше 18 лет?

— В день шторма, о котором мы вспоминали, мне было ровно 19 лет, — это был день моего рождения!

Но от этого я не стал умнее, так как все-таки не знал, когда был этот самый шторм.

Я соображал, чтобы такое сказать совсем безопасное, дабы, с одной стороны, подержать разговор, а с другой — сделать менее заметными прорехи в моих воспоминаниях. Но мне не приходило в голову ничего вполне безопаснаго в данном моем положении. Если бы я сказал: „Вы нисколько не изменились с тех пор“, это могло быть очевидно рискованным; скажи я наоборот: „вы теперь выглядите гораздо лучше“, — и это тоже. Я уже было решил перейти на тему о погоде, но землячка опередила меня, воскликнув:

— Как мне было приятно вспомнить о милом старом прошлом! А вам?

Я с чувством подтвердил:

— О, без сомнения! Подобных полчаса я никогда не переживал! и, по справедливости, мог бы добавить: „я охотнее согласился бы, чтобы с меня, с живого, содрали кожу, чем пережить это еще один раз!“ Я от всего сердца был ей признателен, чувствуя, что этим заканчивается моя пытка, и думал уже ретироваться, как вдруг она сказала:

— Вот одного только я не могу понять…

— Что такое?

— Относительно имени умершаго ребенка? Как вы его назвали?

Я этого не ожидал: я забыл имя ребенка; не мог же я предполагать, чтобы оно мне еще когда-нибудь понадобилось. Но, не давая заметить этого, я ответил:

— Джон-Вильям!

Мальчик, сидевший рядом, поправил мою ошибку:

— Нет, Томас-Генрих!

Я поблагодарил его и сказал:

— Ах, да, да! Я перепутал его с другим ребенком. Действительно, беднаго малютку звали Том-Генри: Том ги… гм… в честь великаго Томаса Карлея, а Генри… гм… гм… в честь Генриха VIII… Родителям очень нравились эти оба имени…

— Тем удивительнее все это! — промолвила моя прекрасная собеседница.

— Почему?

— Потому что, вспоминая об этом ребенке, родители всегда называли его — Амалия-Сусанна!

Наступил очевидный конец; я плотно сжал губы и решил молчать как убитый. Продолжая выпутываться, мне пришлось бы лгать все больше и больше, а это уже мне надоело. Я сидел, не издавая ни единаго звука, медленно поджариваясь на огне собственнаго позора!

Вдруг моя собеседница весело разсмеялась и сказала:

— Наши воспоминания о милом прошлом доставили гораздо больше удовольствия мне, чем вам! Я сразу же догадалась, что вы хотите представиться, будто обознались во мне и, огорошив вас комплиментом, тогда же решила наказать вас за это, — что, кажется, и удалось вполне. Мне было очень приятно познакомиться, при вашем посредстве, с Томом, Георгом и Дарлеем, о которых до тех пор я никогда ничего не слыхала. Если уметь правильно начать, то от вас можно узнать целую массу всяких. новостей. Мэри и штурм, унесший в море передния шлюпки, — это действительные факты, все остальное — область фантазии. Мэри — моя сестра, ея полное имя — Мария Х.