Не получены ли дурные
известия от Базена? Утверждать это остерегались. Однако уже самое отсутствие
известий было многозначительно; все офицеры, обладавшие хоть каким-нибудь
здравым смыслом, высказывались за необходимость выжидать под Парижем, стать
для столицы вспомогательной армией. Морис поверил, что на следующий день уже
начнут отступать, раз, по слухам, получен соответствующий приказ, и на
радостях захотел удовлетворить мучившее его детское желание хоть раз поесть
не из солдатского котла, позавтракать где-нибудь по-настоящему: чтобы была
скатерть, бутылка вина, стакан, тарелка - все, чего он лишен уже много
месяцев. У него были деньги; он отправился на поиски кабачка; его сердце
билось, словно он шел на любовное свидание.
По ту сторону канала, при въезде в деревню Курсель, он нашел желанный
завтрак. Накануне ему сказали, что в этой деревне, в одном доме, остановился
император; и Морис бродил здесь из любопытства; он вспомнил, что видел на
перекрестке двух дорог кабачок с беседкой, увитой прекрасными гроздьями
золотистого, уже спелого винограда. Под вьющейся листвой стояли выкрашенные
в зеленый цвет столы; а в распахнутую дверь большой кухни виднелись стенные
часы, лубочные картинки, приклеенные среди фаянсовых тарелок, и толстая
хозяйка, хлопотавшая у вертела. Позади находился кегельбан. И на всем лежала
печать добродушия, веселья и красоты: настоящий старый французский кабачок!
К нему подошла хорошенькая полногрудая бабенка и, скаля белые зубы,
спросила:
- Желаете позавтракать, сударь?
- Да, да!.. Дайте мне яиц, мяса, сыру!.. И белого вина!
Она уже направилась к кухне. Морис подозвал ее опять:
- Скажите, в каком доме остановился император?
- Да вот тут, сударь, прямо перед вами... Отсюда дом не виден; он за
этой высокой стеной, где деревья.
Морис расположился в беседке, расстегнул пояс, чтобы свободней было
дышать, и выбрал столик, на который солнце, проскальзывая сквозь листья
винограда, бросало золотые блестки. Он все посматривал на большую желтую
стену, за которой скрывался император. Там действительно стоял скрытый от
глаз дом, - снаружи не видно было даже черепичной крыши. Дверь выходила на
другую сторону, на узкую деревенскую улицу, без единой лавки и даже без
одного окна; она извивалась между мрачных стен. Позади, раскинутый среди
соседних построек, маленький парк казался островком густой зелени. А на
другом конце дороги виднелся широкий двор, окруженный сараями и конюшнями,
загроможденный колясками и фургонами, кишевший беспрерывно приходящими и
уходящими людьми!
- Неужели это все для императора? - думая пошутить, спросил Морис у
служанки, которая накрывала стол свежей скатертью.
- Вот именно, только для императора, для него одного! - ответила она с
очаровательной улыбкой, радуясь, что может показать свои белые зубы.
Наверно, осведомленная конюхами, которые уже со вчерашнего дня
приходили сюда выпить, она все перечислила: главный штаб, состоящий из
двадцати пяти офицеров, шестьдесят лейб-гвардейцев и взвод проводников из
конвоя, шесть жандармов из местной охраны, императорскую свиту,
насчитывающую семьдесят три человека: дворецких, камердинеров, лакеев,
поваров, поварят, затем четырех верховых лошадей и две коляски для
императора, десять лошадей для конюхов, восемь для курьеров и для грумов, не
считая сорока семи почтовых лошадей; далее один шарабан, двенадцать фургонов
для багажа, из которых два, предоставленные поварам, вызвали в ней
восхищение обилием утвари, тарелок, бутылок, расставленных в образцовом
порядке. |