Он сажал
Генриетту на левое колено, Мориса - на правое и часами рассказывал
гомерические повести о сражениях.
Времена смешались; казалось, битвы происходили вне истории, в
чудовищном столкновении всех народов. Англичане, австрийцы, пруссаки,
русские проходили поочередно и все вместе, смотря по тому, кто с кем в
союзе, и не всегда можно было понять, почему разбиты одни, а не другие. Но в
конце концов под героическим натиском гения, сметавшего армии, как солому,
все были неизбежно заранее побеждены и разбиты. Маренго! Битва на равнине,
большие искусно построенные линии, образцовое, в шахматном порядке,
отступление батальонов, молчаливых, бесстрастных под огнем, легендарная
битва, проигранная в три часа дня, выигранная в шесть, битва, в которой
восемьсот гренадеров консульской гвардии сломили натиск всей австрийской
кавалерии, когда Дезэ прибыл, чтобы погибнуть и превратить начало поражения
в бессмертную победу! Аустерлиц! Прекрасное солнце славы в зимнем тумане,
Аустерлиц, который начался со взятия Праценской возвышенности и кончился
невероятным разгромом врага на обледенелых озерах, когда целый корпус
русской армии со страшным треском провалился под лед, - люди и кони, а гений
Наполеона, конечно, все предвидевший, ускорил их гибель градом ядер. Иена!
Могила прусской мощи, сначала залпы стрелков в октябрьском тумане,
нетерпение Нея, чуть не погубившего все дело, потом выступление Ожеро, - он
и спас Нея, - сильный кулак, пробивший центр неприятельских войск, наконец
паника, беспорядочное бегство хваленой прусской кавалерии, которую наши
гусары косили саблями, точно спелый овес, усеивая романтическую долину
трупами людей и коней. Эйлау, омерзительное Эйлау! Самая кровопролитная
битва, бойня, воздвигшая груду изуродованных тел; Эйлау, красное от крови
под снежной метелью, битва на мрачном героическом кладбище; Эйлау, еще
гремящее молниеносным натиском восьмидесяти эскадронов Мюрата, которые
прорвали из конца в конец русскую армию, усыпав землю таким множеством
трупов, что сам Наполеон заплакал. Фридланд! Огромная страшная западня, куда
русские снова попали, как стая ветреных воробьев; Фридланд - образец
военного искусства императора, который знал все и все предвидел, - день,
когда наш левый фланг стоял неподвижно, невозмутимо, а маршал Ней, взяв
город, улицу за улицей, разрушал мосты, - и внезапно наш левый фланг ринулся
на правый фланг неприятеля, тесня его к реке, громя на берегу; Фридланд -
такая резня, что противники убивали друг друга еще в десять часов вечера.
Ваграм! Битва, в которой австрийцы старались отрезать нас от Дуная,
усиливали свой правый фланг, чтобы разбить маршала Массена, а тот, хотя и
был ранен, командовал, сидя в открытой коляске; лукавый же титан Наполеон
сначала предоставлял врагам свободу действий, и вдруг сто наших пушек
пробили яростным огнем обнажившийся центр неприятельских войск и отбросили
их больше чем на милю, а правый фланг, боясь, что его отрежут, не устоял
перед побеждающим снова маршалом Массена, и вот остатки армии бегут среди
такого опустошения, словно прорвало плотину. |