Изменить размер шрифта - +
  Наконец  Москва!  Битва,  где
яркое солнце Аустерлица засияло в последний раз, - страшная  схватка  людей,
столкновение огромных полчищ,  упрямая  храбрость,  холмы,  захваченные  под
беспрерывным огнем, редуты, взятые приступом  с  помощью  холодного  оружия,
постоянные наступления в борьбе за  каждую  пядь  земли  и  такая  неистовая
отвага русской гвардии, что для победы понадобились яростные  атаки  Мюрата,
гром трехсот пушек, стреляющих одновременно, и доблесть Нея,  торжествующего
героя этого дня. И в каждом сражении знамена развевались в вечернем  воздухе
все с тем же трепетом славы, все те же возгласы: "Да здравствует  Наполеон!"
- раздавались в час, когда огни бивуаков вспыхивали на завоеванных позициях,
и французы были повсюду  у  себя  дома,  как  завоеватели,  пронесшие  своих
непобедимых орлов с одного  конца  Европы  до  другого,  и  достаточно  было
перешагнуть чужой рубеж, чтобы повергнуть во прах покоренные народы!..
     Морис доедал отбивную  котлету,  опьяненный  не  столько  белым  вином,
сверкавшим в его стакане, сколько этой великой славой, певшей  гимны  в  его
памяти, как вдруг его взгляд упал на  оборванных  солдат,  покрытых  грязью,
похожих на разбойников, уставших рыскать по дорогам; Морис слышал,  как  они
спросили у служанки, где именно стоят полки, расположившиеся  лагерем  вдоль
канала.
     Морис подозвал их:
     - Эй, товарищи, сюда!.. Да ведь вы из седьмого корпуса?
     - Конечно. Из первой дивизии!.. Черт подери! Нам  да  не  быть  оттуда!
Ведь я сражался  под  Фрешвиллером,  там  дело  было  жаркое,  могу  за  это
поручиться...  А  этот  товарищ,  он  из  первого  корпуса;   он   был   под
Виссенбургом; тоже скверное место!
     Они рассказали, как  их  понесло  в  общем  потоке  бегства,  как  они,
полумертвые от усталости,  остались  на  дне  оврага,  были  даже  ранены  и
потащились в хвосте армии, и вынуждены останавливаться в городах, страдая от
приступов изнурительной лихорадки, и так отстали, что только теперь,  слегка
оправившись, пришли сюда, чтобы найти свою часть.
     У Мориса сжалось сердце: готовясь приступить к  швейцарскому  сыру,  он
заметил, как они жадно взглянули на его тарелку.
     - Мадмуазель! - позвал  он  служанку.  -  Еще  сыра,  хлеба  и  вина!..
Товарищи, вы тоже закусите, правда? Я угощаю. За ваше здоровье!
     Они радостно сели за стол. Морис  похолодел,  глядя  на  них:  то  были
жалкие,  опустившиеся  безоружные  солдаты  в  красных  штанах  и   шинелях,
подвязанных  бечевками,  залатанных  такими  пестрыми  лоскутьями,  что  эти
военные стали похожи на грабителей, на цыган, которые вконец износили рвань,
добытую на каком-нибудь поле сражения.
     - Да, черт подери! Да, - заговорил высокий солдат, набив рот  сыром,  -
там было невесело!.. Надо было это видеть. Ну-ка, Кутар, расскажи!
     И низенький солдат, размахивая куском хлеба, принялся рассказывать:
     - Я  стирал  рубаху,  другие  ребята  варили  суп.
Быстрый переход