В ту ночь взвод не нуждался в колыбельных песнях. Все шестеро
переваривали гуся и храпели вовсю. Они должны были быть благодарны капралу
за то, что он так прочно поставил палатку: они даже ничего не почувствовали,
когда в два часа поднялся бешеный ветер и полил дождь; многие палатки
снесло; люди внезапно проснулись и вскочили, вымокшие до нитки, и заметались
в полном мраке, а палатка взвода, которым командовал Жан, устояла; солдаты
были хорошо укрыты от дождя, на них не упало ни капли воды: она стекала по
канавкам.
Морис проснулся на рассвете и, так как выступать надо было только в
восемь часов, решил подняться на холм, туда, где расположилась резервная
артиллерия, повидать своего двоюродного брата Оноре. За ночь он отдохнул, и
боль в ноге утихла.
Он опять пришел в восхищение от прекрасно оборудованного
артиллерийского парка: шесть орудий батареи были установлены в ряд, за ними
зарядные ящики, обозные повозки, повозки для фуража, кузницы. Дальше стояли
привязанные кони; они ржали, раздув ноздри, задирая морды к восходящему
солнцу. Морис быстро нашел палатку Оноре благодаря образцовому порядку, по
которому всем солдатам, состоящим при одном и том же орудии, полагается
определенный род палаток, так что по виду лагеря можно узнать число пушек.
Когда Морис пришел, артиллеристы уже встали и пили кофе; ездовой Адольф
и его товарищ, наводчик Луи, ссорились. Уже три года назад их соединили, по
обычаю, как ездового и канонира, и они жили дружно, но только не во время
еды. Луи был образованней Адольфа и очень умен; он мирился с той
зависимостью, в которой конный держит пешего, - разбивал палатку, ходил за
водой, варил суп, тогда как Адольф ухаживал за лошадьми и держал себя с
видом неоспоримого превосходства. Но Луи, черный и худой, отличался
чрезмерным аппетитом и сердился, когда Адольф, крупный парень со светлыми
усами, хотел получить львиную долю. В то утро Луи, приготовив кофе, обвинил
Адольфа в том, что тот выпил все один. Поэтому они и поссорились. Пришлось
их мирить.
Каждый день с раннего утра Оноре уже шел к своей пушке, заставлял
солдата вытирать с нее ночную росу соломой, как обтирают любимую лошадь,
чтобы предохранить от простуды.
Он отеческим взглядом смотрел, как орудие блестит под ясным заревым
небом; вдруг он увидел Мориса.
- А-а! Я узнал, что ваш полк здесь, по соседству, вчера я получил
письмо из Ремильи и хотел сходить к тебе... Пойдем-ка выпьем белого вина.
Чтобы остаться наедине, он увел Мориса на маленькую ферму, которую
солдаты разграбили накануне; там неисправимый крестьянин, падкий до барыша,
просверлил бочонок белого вина и устроил нечто вроде стойки; у двери, на
доске, он отпускал вино, по четыре су за стакан; ему помогал парень,
которого он нанял три дня тому назад, белокурый великан-эльзасец. |