– А я даже и не знала, что ты по ней скучаешь. Ты никогда об этом не говорил.

– Я... я действительно скучаю по ней.

– Ну так вот, мы со Стефани придумали такой план. В пятницу утром мы прилетаем в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди. Ты нас встречаешь, и мы все вместе на три дня летим к маме в Орегон.

– Что?

– У мамы ведь день рождения. Надеюсь, ты об этом не забыл?

Черт побери!

– Нет, конечно. Я как раз собирался лететь к ней на выходные, но тут на работе возникло срочное дело...

– Даже не продолжай. Никто не умрет, если на пятницу ты возьмешь выходной. Ты же, папочка, не кардиохирург, ты всего-навсего работаешь на телевидении.

Вот влип, подумал Джек.

– Ты права, – сказал он потускневшим голосом.

– Ты ведь сможешь встретить нас в аэропорту? А билеты мы сами купим и расплатимся за них твоей карточкой.

– Да, конечно.

– И еще, папа, это должно быть для мамы сюрпризом. Так что ничего ей не говори, договорились?

Джек закрыл глаза.

Да, это уж точно будет для нее сюрпризом.

Элизабет с Анитой не спали допоздна, все никак не могли наговориться. Эти женщины прожили бок о бок практически всю жизнь, а оказалось, что они совсем не знают друг друга. К своему изумлению, они обнаружили, что у них много общего.

Утром, после завтрака, они пошли погулять по пляжу и продолжили разговор. Стоял чудесный весенний день, ярко светило солнце.

Позже, когда Анита прилегла отдохнуть, Элизабет съездила в город за продуктами и вернулась после обеда.

Анита стояла на крыльце, любуясь океаном. На ней было длинное белое развевающееся платье и чудесной вязки коралловый свитер.

Элизабет почувствовала вдохновение:

– Можно я напишу твой портрет?

– Ты хочешь меня рисовать?

– Я недавно снова занялась живописью. И если ты согласишься...

– Я могла бы сесть вон на то бревно, рядом со скалой. Элизабет обернулась. Бревно, лежавшее в конце участка, подходило просто идеально: за ним, насколько хватало глаз, открывались бескрайние океанские просторы. Она взглянула на Аниту:

– Оставайся здесь. Я сейчас вернусь.

Она поспешила в дом и подготовила все свои принадлежности. Через пять минут она уже была на улице.

Элизабет поставила мольберт и оглянулась в поисках Аниты. Та стояла рядом с бревном, спиной к Элизабет. Предзакатное небо над серебристой гладью океана было расцвечено всеми цветами радуги.

– Не двигайся! – воскликнула Элизабет.

Она действовала инстинктивно. Казалось, она никогда не писала с таким увлечением – смешивала краски, наносила мазки, пытаясь схватить всю красоту этой сцены.

Элизабет работала как одержимая до тех пор, пока последний луч солнца не скрылся в океане.

– Ну все, Анита, – сказала она. – На сегодня хватит.

В сумерках казалось, что Анита стала меньше ростом. И тут только до Элизабет дошло, как много она требовала от этой хрупкой пожилой женщины.

– Извини меня. Ты, наверное, страшно устала стоять.

– Я наслаждалась каждой минутой, закат был просто великолепен.

– Ты, должно быть, умираешь от голода. Лично я – да. Пошли в дом.

Анита взглянула в сторону мольберта:

– Можно посмотреть, что получилось?

– Нет, – тут же резко ответила Элизабет, а потом поправилась: – Извини, я имела в виду, пока еще рано смотреть. Ты не обиделась?

– Конечно, нет, дорогая.

Элизабет отнесла холст в дом и поставила его в кладовку, чтобы высохла краска.