— Потому что юнокопы наступают мне на пятки!

59 • Лев

В угасающих вечерних сумерках Лев и Мираколина шагают по шоссе, огибающему северную окраину Кладбища. На старом проржавевшем дорожном указателе стрелкой обозначен въезд на военно-воздушную базу Дэвис. В пустыне, примерно в миле позади ограды, можно различить неясные контуры самолётов.

— Военно-воздушная база? Твой друг отсиживается на военно-воздушной базе?!

— Это давно уже никакая не база, — отвечает Лев. — Закрыли сразу после войны. Это теперь депо для списанной воздушной техники.

— Так значит Беглец из Акрона скрывается в одном из этих самолётов?

— Не он один и не в одном самолёте.

Ограде, кажется, нет конца. Раз в несколько минут мимо ребят шмыгают автомобили по пути в Тусон или из него. Водители, конечно, замечают их и наверняка задаются вопросом, что здесь делает эта парочка, но Леву всё равно. Его цель — вон она, рукой подать, не хочется терять время и играть в прятки каждый раз, когда на шоссе покажется свет фар.

— Помнится, где-то здесь были ворота. Они охраняются, но дежурные меня узнáют и впустят нас.

— Уверен? Не все же в мире твои верные почитатели, как десятины в храме Кавено.

Ну, наконец-то, вот они, ворота! Лев прибавляет шагу.

— Эй, куда ты так летишь! — окликает его Мираколина.

— Догоняй! — кричит Лев в ответ.

Приблизившись к воротам, он видит, как к нему навстречу устремляется один из охранников — узнал, конечно, хочет поприветствовать. В руках у парня какая-то штуковина, но уже темно, и Лев не может разобрать, что это, пока не становится слишком поздно. Одиночный винтовочный выстрел грохочет в умирающих сумерках.

60 • Старки

Защёлкивающиеся на руках Старки наручники знаменуют для него начало нового, особо захватывающего действа — трюка с исчезновением. У него нет ни ключа, ни перочинного ножа за подкладкой ботинка, словом, расковырять замок нечем, но истинный мастер на то и мастер, чтобы уметь импровизировать.

На глазах всего Кладбища закованного Старки ведут к самолёту Коннора — страшное публичное унижение. Но он всеми силами сдерживает обуревающую его ярость, стараясь сохранить самообладание. Эта наглая скотина Коннор! Ещё выёживается, мол, «обращайтесь достойно», благородный нашёлся! Старки предпочёл бы, чтобы его тащили по пыли и грязи, а он бы героически отбивался. Вот это было бы достойно! А его вроде бы даже этак снисходительно жалеют. Нет, такого оскорбления Старки не спустит никому, а Коннору тем более!

Двое его надзирателей — парни куда крупнее его, да к тому же вооружённые — водворив Старки внутрь джета, заводят цепь его наручников за стальную распорку фюзеляжа и опять замыкают браслеты на его запястьях. Теперь Старки никуда не деться. Один из парней издевательски потряхивает ключиком перед глазами пленника, затем кладёт ключ в карман, и оба стража удаляются довольные. Дверь за ними закрывается, и отныне Старки может официально считать себя военнопленным.

Он внимательно наблюдает за обоими охранниками из окна самолёта. Ребята оживлённо болтают — по-видимому, они друзья. Само собой, оба не из аистят. Врагу не поручили бы его охранять, а аистята теперь враги. Ну что ж, если Старки добьётся своего, Коннор увидит, какими грозными противниками обзавёлся.

Старки понимает: в его жизни настал поворотный момент. Не побег из лап юнокопов, не прибытие на Кладбище. Главный в его судьбе — вот этот самый миг, когда он стал одиноким узником, скованным и беззащитным. Всё зависит от того, насколько быстро ему удастся выбраться из этого самолёта. Права на ошибку нет. Если он намерен повести аистят к светлому будущему, трюк с исчезновением должен быть провёрнут так, чтобы все ахнули!

Старки садится на пол и ставит ступни на цепочку наручников.