Изменить размер шрифта - +
Спросонья ему кажется, что он умер и попал на небеса, но тошнота подсказывает, что он всё ещё на грешной земле.

— Я знаю, ты на меня злишься, Коннор, но я должен был так поступить.

Коннор поворачивается и видит Лева — тот сидит в углу, в кресле, разрисованном футбольными, регбийными и теннисными мячами в стиле остального убранства комнаты.

— Где мы?

— На площадке фирмы по продаже сборных домов. Модель номер три: багамский стиль.

— Ты затащил меня в дом-модель?

— Я подумал, что нам обоим необходимо выспаться в хорошей постели, ну хоть одну ночку. Я научился этому трюку, когда шастал по улицам. Патрули заняты охотой на воров, а мимо домов-моделей проезжают себе спокойно, заглядывают только, если вдруг слышат или видят что-нибудь подозрительное. Так что пока ты не храпишь слишком громко — всё в порядке. — И добавляет: — Лавочка открывается в десять, к этому времени надо будет убраться отсюда.

Коннор садится на край кровати. По телевизору передают обзор последних известий: анализ и последствия налёта полиции на кладбище самолётов.

— Это на всех новостных каналах с самой ночи, — сообщает Лев. — Нет, всякие там рекламы и жизнь звёзд, конечно, на первом месте, но юнокопы, во всяком случае, не скрывают своих действий.

— А с чего бы им что-то скрывать? Они же гордятся! Прославились, грязные свиньи!

На экране пресс-секретарь юновластей объявляет количество убитых расплётов: тридцать три. Живыми взято четыреста шестьдесят семь.

— Их так много, что мы вынуждены распределить их по нескольким заготовительным лагерям, — говорит этот хмырь, даже не осознавая иронии, прозвучавшей в слове «распределить».

Коннор закрывает глаза, отчего их начинает жечь. Тридцать три погибли, четыреста шестьдесят семь пойманы. Если Старки и его ста пятидесяти аистятам удалось выбраться живыми, получается, что самостоятельно на своих двоих спаслось всего около шестидесяти пяти. Негусто.

— Не стоило тебе вытаскивать меня оттуда, Лев.

— Вот как? Мечтаешь стать особо ценным трофеем в их коллекции? Если они обнаружат, что Беглец из Акрона жив, они тебя распнут! Уж поверь мне, в распятиях я знаю толк.

— Капитан должен идти на дно вместе с кораблём!

— Если только старший помощник не вырубит его и не выбросит в спасательную шлюпку.

Коннору остаётся только обжигать Лева яростным взглядом.

— Прекрасно, — пожимает плечами тот. — Ну тресни меня, если так хочется.

Коннор хмыкает и взглядывает на свою правую руку.

— Поосторожней с просьбами, Лев. У меня за последнее время такой удар развился — лошадь не устоит. — И он показывает другу акулу.

— Да, я заметил. Наверно, за этим стоит интересная история? Я имею в виду, ты же ненавидел Роланда. С чего бы тебе делать точно такую же наколку?

Коннор хохочет во всё горло. Так Лев ничего не знает! Хотя опять же — откуда ему знать?

— Да, история интересная, — произносит он. — Напомни мне, как-нибудь расскажу.

На экране прямой репортаж с Кладбища — зрителям предоставляется возможность непосредственно пронаблюдать за разворачивающейся драмой. Последняя группа расплётов всё ещё сидит в бомбардировщике времён Второй мировой войны.

— Это КомБом! Хэйден продержал там копов всю ночь!

Для Коннора это чуть ли не равносильно победе.

Люк КомБома открывается, и наружу выходит Хэйден, держа на руках безжизненное мальчишечье тело. За Хэйденом следуют другие ребята, вид у всех очень неважный. Юнокопы идут на сближение, репортёры тоже.

— Мы наблюдаем за захватом последних беглых расплётов...

Репортёрам не подобраться к Хэйдену так близко, чтобы можно было сунуть микрофон парню в лицо, но это и ни к чему. Пока юнокопы тащат его в транспортный фургон, он выкрикивает так громко, что слышно всем:

— Мы не просто беглые расплёты! Мы не только запчасти! Мы полноценные человеческие существа, и история будет оглядываться на эти дни, сгорая со стыда!

Копы заталкивают его и остальных в фургон, но прежде чем дверь захлопывается, Хэйден успевает крикнуть:

— Да здравствует новое Восстание тинэйджеров!

Дверь закрывается, и фургон срывается с места.

Быстрый переход