Кто бы мог подумать, что целостная всеохватность её прощения — более ценный дар миру, чем сотня частей её тела?

Поэтому она вернётся к своим плачущим от счастья родителям и станет жить той жизнью, о которой они мечтали для своей дочурки — до той поры, пока не обретёт свою собственную мечту. У неё не было прощальной вечеринки, но сейчас, в эту самую минуту, Мираколина даёт зарок устроить себе когда-нибудь потрясающий праздник. Может быть, «милые шестнадцать». И она найдёт Лева, в какой бы конец света ни занесла его судьба, и пригласит на этот праздник, и пусть он только попробует отказаться! А потом она наконец — так уж и быть! — потанцует с ним.

81 • Хэйден

Насколько известно Хэйдену, кроме них на Кладбище больше никого не осталось. Здесь, в КомБоме, их пятнадцать, включая и его самого, — все его сотрудники, ребята из различных смен. Они доверяют ему больше, чем кому-либо другому — и этот факт поражает Хэйдена. Он и понятия не имел, что пользуется таким огромным уважением. Только один человек красноречиво отсутствует. Ещё до того как вырубилось электричество и отключились камеры, Хэйден успел заметить Дживана, с огромной охапкой оружия торопящегося к Дримлайнеру вместе с другими аистятами.

В самом разгаре боя связь с Коннором оборвалась. Юнокопы заглушили один за другим все электрогенераторы, так что и КомБом, и все остальные самолёты погрузились в темноту.

К полуночи всё было кончено. Через иллюминаторы КомБома Хэйден видел, как тяжёлые фургоны, машина-таран, броневики и большинство автомобилей юнокопов отправились восвояси: миссия завершилась успехом.

Хэйден лелеет надежду, что о них позабыли; что они посидят здесь ещё несколько часов, а затем смогут выйти на свободу. Но юновласти оказались смышлёнее, чем рассчитывал юноша.

— Мы знаем, что вы там, — доносится голос из рупора. — Выходите, и мы обещаем, что никто не пострадает.

— Что будем делать? — спрашивают ребята своего командира.

— Ничего, — отвечает Хэйден. — Мы ничего не будем делать.

Поскольку КомБом являлся коммуникационным центром и мозгом Кладбища, он — один из немногих самолётов, входные двери которого в полном порядке. К тому же открыть их можно только изнутри. Когда начался налёт, Хэйден заблокировал воздухонепроницаемые люки, и КомБом превратился в автономную боевую единицу наподобие подводной лодки. Теперь все их средства защиты — полная изоляция, да оставленный Коннором автомат. Хэйден не знает даже, как из этой штуки стрелять.

— Ваше положение безнадёжно, — вещает юнокоп. — Вы только делаете себе же хуже.

— Да ну? Неужели может быть что-то хуже расплетения? — фыркает Лизбет.

Потом Тед, который с самого начала своей жизни на Кладбище ходил за Хэйденом, как щенок на верёвочке, говорит:

— Тебя не расплетут, Хэйден. Тебе уже семнадцать.

— Мелочи это всё, мелочи, — бурчит тот. — Не морочь мне голову ненужными подробностями.

— Они пойдут на штурм! — предупреждает Насим. — Я видел такое по телеку. Двери взорвут, напустят сюда газу, а потом спецназовцы вытащат нас отсюда как миленьких!

Остальные с беспокойством взирают на Хэйдена и ждут, что он ответит.

— Спецназовцы уже убрались, — возражает командир. — Мы слишком мелкие сошки, чтобы тратить время на всякие там штурмы. Мы — так, мусор после вечеринки. Уверен, что здесь остались только жирные глупые юнокопы.

Ребята смеются. Хэйден рад, что они всё ещё способны смеяться.

Впрочем, каковы бы ни были у юнокопов коэффициент умственного развития и объём талии, уходить они не собираются.

— Отлично! — провозглашают они.