— Отлично! — провозглашают они. — Будем ждать, пока вам не надоест.

И так они и поступают.

Приходит рассвет — копы всё ещё здесь; их не много: всего три автомобиля и маленький серый транспортный фургон. Представители прессы, которых полиция не подпускала к основным событиям во время рейда, расположились недалеко, ярдах в пятидесяти, их антенны и спутниковые тарелки отчётливо выделяются на фоне серого рассветного неба.

Хэйден и его Цельные провели ночь в неспокойной дремоте. Теперь, увидев прессу, кое-кто из ребят ощущает прилив надежды, правда, несколько нереалистичного толка.

— Если мы выйдем отсюда, — рассуждает Тед, — то попадём в новости. Наши родители увидят нас. Может, они что-то сделают?

— Ага, сделают, — скептически кивает Лизбет. — И что именно они сделают? Подпишут второй ордер на расплетение? Одного тебе мало?

В семь пятнадцать солнце всходит над горами, знаменуя очередной невыносимо жаркий день, и КомБом начинает накаляться. Его обитателям удалось наскрести по углам несколько бутылок воды, но разве этого хватит на пятнадцать человек, которые уже потеют так, что хоть в вёдра собирай? Эти потери влаги жалкими бутылками не возместить. Около восьми утра температура в салоне достигает ста градусов. Хэйден понимает, что долго им так не выдержать, поэтому возвращается к своему любимому вопросу, но на этот раз он вовсе не риторический:

— Я хочу, чтобы вы все внимательно выслушали меня и хорошенько подумали, прежде чем ответить.

Он ждёт, убеждается, что полностью завладел их вниманием, затем говорит:

— Что бы вы выбрали: смерть или расплетение?

Ребята переглядываются. Некоторые обхватывают голову руками. Другие рыдают без слёз, потому что их организмы настолько обезвожены, что нормально плакать они уже не могут. Хэйден считает в уме до двадцати и снова задаёт тот же вопрос.

Эсме, их лучший взломщик паролей, первая разрушает стену молчания.

— Смерть, — говорит она. — Другого ответа не может быть.

И Насим произносит:

— Смерть.

И Лизбет произносит:

— Смерть.

Ответы сыплются всё быстрее:

— Смерть.

— Смерть.

— Смерть.

Отвечают все, и ни один не выбирает расплетение.

— Пусть такая фишка, как «жизнь в состоянии распределения» и вправду существует, — говорит Эсме, — но если нас расплетут, это будет означать, что юнокопы победили. Мы не можем позволить им победить.

И теперь, когда температура поднимается до 110 градусов, Хэйден прислоняется к переборке и делает то, чего не делал с раннего детства. Он читает «Отче наш». Занятно — некоторые вещи ничем не выбьешь из памяти...

— Отче наш, сущий на небесах...

К нему присоединяются Тед и несколько других:

— Да святится имя Твоё...

Насим творит намаз, а Лизбет, прикрыв глаза руками, произносит «Шма» на иврите. Смерть, оказывается, уравнивает не только всех людей на земле, она все религии сливает в одну.

— Как вы думаете — они просто дадут нам умереть? — спрашивает Тед. — Даже не попытаются спасти нас?

Хэйден не хочет отвечать, потому что ответ будет «нет». С точки зрения юнокопов, если они умрут — не велика утрата. Всё равно эти дети никому не были нужны. Они лишь запчасти.

— Там стоят фургоны прессы... — говорит Лизбет. — Так может, наша смерть будет не напрасной? Люди увидят, как мы умираем, и будут помнить, что мы выбрали смерть, а не расплетение.

— Может быть, — соглашается Хэйден. — Это хорошая мысль, Лизбет. Держись за неё.

Восемь сорок утра. Температура 115 градусов. Дышать становится всё труднее. Хэйден вдруг понимает, что, скорей всего, они погибнут не от жары.