Изменить размер шрифта - +
Вспоминал каждого малолетнего преступника, которого арестовал за годы работы и ни один из которых не имел ни опыта, ни мудрости понять неизбежность последствий. Они смотрели на это только с точки зрения наказания и правосудия, а также с точки зрения возможности весело провести время или, как они выражались, «сделать время», но никогда не понимали, что медленно разрушают свою жизнь.

Хардинг нарушил молчание, когда они проезжали через небольшой городок Корф-Касл с разрушенными средневековыми крепостными валами, возвышающимися над ущельем в гряде меловых гор Пурбек.

— Если бы не ваши скоропалительные выводы в воскресенье, — произнес он рассудительно, — ничего такого не произошло бы.

— Ничего из чего?

— Всего. Мой арест, вот это. — Он потрогал руку на перевязи. — Меня бы здесь не было. У меня в Лондоне намечается контракт. Такая роль… Она могла стать моим прорывом.

— Единственная причина, по которой ты оказался здесь, — нападение на мисс Дженнер сегодня утром, — разъяснил Ингрем. — Какое отношение имеют к этому события, произошедшие в воскресенье?

— Она бы никогда не узнала меня, если бы не убийство Кейт.

— Это правда.

— И вы никогда не поверите, что я не имею к этому отношения. Никто из вас не поверит! Но это несправедливо. Просто ужасное чертово совпадение, точно такое же, как натолкнуться на Мэгги этим утром. Думаете, я показался бы ей, если бы знал, что она там?

— Почему же нет?

Машина набрала скорость, миновав дорожный знак ограничения скорости до тридцати миль.

Угрюмым взглядом Хардинг уставился на профиль Ингрема.

— Вы можете представить себе, что значит жить, когда твои передвижения контролирует полиция? У вас моя машина, моя прогулочная яхта… Предполагается, что я должен находиться по адресу, который вы выбрали для меня. Это похоже на тюрьму без стен. Со мной обращаются как с преступником, хотя я ничего не сделал. Но если я выхожу из себя, потому что какая-то глупая женщина считает меня Джеком Потрошителем, то меня обвиняют в нападении.

Ингрем внимательно смотрел вперед, следя за дорожным движением.

— Ты ударил ее. Так, может, у нее есть право относиться к тебе как к Джеку Потрошителю?

— Только потому, что она не прекращала свои вопли. — Он начал грызть ногти. — Думаю, вы сказали ей, что я насильник, и, конечно, она поверила. Это и разозлило меня. В воскресенье прекрасно относилась ко мне, а сегодня… — Он замолчал.

— Ты знал, что мисс Дженнер могла быть там?

— Конечно, нет. Откуда?

— Она приезжает в эту лощину почти каждое утро. Это одно из немногих мест, где Мэгги может пустить лошадей хорошим галопом. Любой, кто знает ее, мог сказать тебе об этом. И еще это место из немногих с хорошим доступом к берегу с прибрежной тропы.

— Я не знал.

— Тогда почему удивляешься, что она испугалась тебя? Она испугалась бы любого, кто появился неизвестно откуда.

— Она бы не испугалась вас.

— Я полицейский. Она доверяет мне.

— Она доверяла и мне, пока вы не сказали, что я насильник. Именно так говорила и Мэгги.

Ингрем допускал, что это справедливо, но только для себя, не для Хардинга. Величайшая несправедливость разрушать репутацию невиновного, однако это сделано, и хотя ни он, ни Гелбрайт не говорили, что молодой человек насильник, смысл был очевиден.

Какое-то время они ехали молча. Дорога к Суанеджу проходила на юго-восток вдоль горного хребта Пурбек. Далекое море то появлялось, то исчезало между складками пастбищ. Солнце пригревало руку и шею Ингрема, но Хардинг, сидевший в тени на левом сиденье машины, все больше сутулился, будто промерз, и смотрел невидящим взором в окно.

Быстрый переход