– Я их не хочу, – сказала Би.

– Почему?

– Я их не хочу.

– Они были здесь раньше тебя.

– Я их не хочу.

Севилла повернулся к Фа.

– Фа, почему ты не взял рыбу, когда я тебе ее давал?

Наступило молчание, и Фа отвернулся.

– Отвечай, Фа.

Снова молчание. Внезапно Би сказала:

– Ты нас обманул.

– Я?

– Ты позволил Ба нас увезти.

– Боб увез вас без моего ведома, Я не был согласен.

– Ба нам сказал: он согласен.

– Боб сказал вам вещь, которой нет.

– Ма была, когда Ба нас увозил. Ма ничего но сказала.

– Боб сказал Ма: Па согласен.

За этими словами снова наступило долгое молчание. Би и Фа смотрели на Севиллу не враждебно, но и не дружески. Они не приближались. Они держались в нескольких метрах от причала. Они не отказывались больше от диалога, но они продолжали отвергать контакт.

– Ну что же, Би, – сказал Севилла, – ты ничего не говоришь?

Он обратился снова к ней, потому что он знал, что в их паре она наиболее неуступчивая. Би склонила голову набок.

– Может быть, Ба сказал вещь, которой нет. Может быть, ты говоришь вещь, которой нет. Кто знает?

– Я, – сказал Севилла, – говорю вещь, которая есть. Я вас люблю. Послушай, вспомни, Би. Па воспитал Фа. Па дал Фа Би.

– Но Па поставил перегородку между Фа и Би.

Севилла был поражен. Так вот в чем она его упрекает! Женское злопамятство действительно неискоренимо!

– Но ты же знаешь, Би, я сделал это только для того, чтобы научить Фа английскому языку. Потом я ее убрал.

Наступило молчание, а затем Би сказала:

– Теперь я больше не говорю. Теперь я буду плавать.

– Скажи мне слово по‑английски.

– Нет.

– Почему?

– Я не хочу больше говорить на языке людей.

– Я тоже, – внезапно сказал Фа.

– Почему? – спросил Севилла, повернувшись к нему лицом. Фа не отвечал. – Почему, Би?

Прошло несколько секунд, и Би ответила. Странная вещь, она не просвистела свой ответ. Она произнесла его на языке людей, нисколько не беспокоясь, что это противоречит ее недавним словам. Она, несомненно, хотела подчеркнуть, что отказывается говорить по‑английски не потому, что забыла язык, а потому, что так решила.

Она произнесла крикливым носовым голосом, но очень отчетливо:

– Человек нехороший.

Затем она повернулась, отплыла и принялась вместе с Фа снова описывать круги в бухте.

Севилла повернул голову, Арлетт стояла рядом с ним; он понял, что она была здесь с самого начала беседы с дельфинами. Она укоризненно посмотрела на него:

– Ты не сказал мне, что идешь на пристань.

Он улыбнулся ей и взял ее под руку. Она наклонила голову, прижалась к его шее и на несколько секунд замерла так, отдавшись нежности и забыв обо всем.

– Представь себе ситуацию, – сказал Севилла спустя мгновение. – Верующий обожает своего бога, видит в нем воплощение доброты, истины, благородства и внезапно обнаруживает, что его бог низок, лжив и жесток. – Он показал рукой на Фа и Би. – Вот что с ними произошло.

– Однако, – сказала Арлетт, – они сделали уступку, вступили с тобой в разговор.

– Да, сдвиг есть, – Севилла качнул головой. – Они сделали уступку, но лишь для того, чтобы еще упорнее настаивать на своем. Я могу сказать лишь одно: не следует терять надежды, они были в состоянии ужасного шока, они травмированы до последней степени.