Глеб первым опрокинул свою дозу, чуть-чуть не дотягивающую до ста пятидесяти граммов. Следом выпили и остальные. Только Тарасов выпил половину, а половину демонстративно выплеснул на пол, Впрочем, никто и не ожидал от него покаяния.

– Теперь о насущном, – продолжил Глеб, когда все сели. – Место вполне подходящее. Нас накроют не из-за места, а совсем по другой причине.

Не уверен, что новый бой с противником – самый худший для нас вариант. Оружие есть, с патронами вопрос тоже решили. Спросите себя, что лучше: мыкаться по России в вечном ожидании неприятностей или твердо знать, что они неотвратимы? Спекаться потихоньку от безделья и тоски или быть готовыми забрать на тот свет по крайней мере пяток боевиков? Кто бы из вас отказался, если б ему дали возможность вернуться в строй, повоевать в Чечне?

– Так не дают ведь, – с горечью произнес рябой спецназовец.

Он единственный из всех реально пытался вернуться на фронт. Но ничего не вышло, никто не хотел иметь у себя в подчинении бойца, ненароком взорвавшего в подвале семью муллы – и не самого рядового из чеченских священнослужителей.

Плохая примета, когда у тебя в части объект кровной мести.

– Нет, Виктор не хотел бы обратно. По лицу вижу, – уточнил Глеб.

– Почему я один?

– Ну да, Ильяс тоже не рвется. И правильно – вы еще ребята молодые.

– Я вообще никуда не рвусь, – уточнил молодой ингуш. – Мне здесь, с вами нормально.

– Хочу еще предупредить: не пытайтесь именно сейчас уйти в одиночное плавание. Сегодня это риск. Сегодня возле нас кружит нечисть, и каждого одиночку запросто сцапают. Тарасову повезло, но это ничего не значит.

– Повезло, – недовольно буркнул бывший замкомполка. – Знать надо, как сворачивать: где налево, где направо.

– Не рискуйте. Потерпите – может быть, скоро все изменится.

Давно уже Сиверов не говорил так много.

За вычетом тех редких случаев, когда обсуждал с генералом Потапчуком очередное задание. Многое должно было совпасть, чтобы заставить немногословного киллера на государственной службе произнести за поминальным столом небольшую, но важную для всех речь.

Как такового стола, конечно, не было. Еду и выпивку разместили на длинной полированной доске – боковой стенке шкафа. Люди молчали, обдумывая сказанное. С момента первого появления Глеба его успели оценить не только как феноменального стрелка, не только как настоящего «ясновидца» в непроглядной ночи.

Все уже поняли, что русоволосый сероглазый человек в потертых до белизны джинсах – закоренелый одиночка. Он не жаждет вести за собой, командовать, навязывать свое мнение. Он вполне самодостаточен – если б он мог, то слушал бы, наверное, бесконечно свою оперную музыку.

Никому до сих пор не исповедовался, и сам не провоцировал никого на исповедь. Не грузил никого истеричной веселостью, не доставал мрачными пророчествами. Если решил вдруг высказаться, значит отвечает за каждое слово.

Теперь замолчал, надел наушники, смежил веки и запустил свой диск на плейере. Да, не простой это человек, и не вся его душа вывернута наружу.

И снова никто не заметил, что Сиверов дважды нажал кнопку пуска. Сигнал ушел – ему предстояло достичь орбитального спутника и вернуться только для того, чтобы преодолеть каких то жалких четыре десятка километров – Центр связи ФСБ теперь находился совсем недалеко.

Звучала музыка Вагнера, сравнимая с холодным бушующим пламенем. Тем пламенем, которое имитировали на сцене в давнишних постановках цикла о Нибелунгах – оно могло гореть, не становясь пожаром. Эта музыка уже накрепко связалась в сознании Сиверова с секундными сеансами односторонней связи.