Здания складов плотно, без зазоров примыкали друг к другу, объединялись вместе наподобие огромных сот. При выходе наверх открывалась цельная поверхность общей крыши с геометрически правильными волнами рифленых крыш.

С краю видно было и шоссе с вечно оживленным движением и близкие, направленные вниз прожектора – раскаленные ночью и холодные днем.

Здесь старались не выпрямляться в полный рост и не задерживаться подолгу, чтобы не дать себя заметить какому-нибудь случайному водителю на дороге.

Впрочем, предосторожности не имели смысла с тех пор, как Сиверов воспользовался плейером.

Ровно через двое суток, исследуя вместе с Ильясом близлежащий «ландшафт» склада, он заметил возле коробок с чистыми дисками-матрицами один диск, будто случайно выпавший. Он частично был нарезан – узкое концентрическое кольцо радужно переливалось возле центрального отверстия.

– Тебе не надо? – спросил Ильяс. – Что-нибудь новое не хочешь послушать?

– Давай, – у Сиверова возникло смутное подозрение, что диск предназначен именно для него.

Еще не повернули назад, а он уже вставил в одно ухо черную затычку с проводом, запустил находку. Вместо музыки зазвучала человеческая речь с характерным акцентом.

– Долго ты будешь дурака валять? В конце концов мы тебя шлепнем, и сам же будешь виноват. Мы не хотим угадывать, что ты на самом деле хочешь, сколько ты хочешь. Мы свое уже заплатили сполна. Если ты не получил, сколько ожидал, это не наша вина. Но все равно мы готовы возместить разницу. Сообщи свои условия. Оставь сообщение на том же месте, безопасность мы гарантируем… Больше предлагать не будем – это первый и последний раз. Если за сутки не ответишь, мы найдем способ открыть глаза твоим друзьям.

– Ну как, хорошая музыка? – поинтересовался Ильяс.

– Брак, – коротко ответил Сиверов.

– А что слышно в наушниках, когда брак?

– Ничего, тихо. На, можешь послушать.

Парень отмахнулся. Сиверов извлек диск из плейера и переломил пополам.

Ответ оставить нужно. Заломить непомерную цену. Горцы люди азартные. Чем выше ставки, тем больше шансов вытянуть сюда серьезных «игроков».

– Сколько добра всякого, – качал головой Ильяс. – Видел бы ты, что лежит у нас в городе на прилавках. Да и нет у нас там настоящих магазинов. Так – лотки, киоски.

Поверит ли Ильяс в твою двойную игру? Конечно, поверит. За последние дни ты заслужил всеобщее уважение, но малейшее подозрение все перевернет. Сомнения остались, только ушли на глубину. Сущего пустяка достаточно, чтоб они всплыли на поверхность.

– Почему ты уверен, что нас снова накроют?

Подозреваешь кого-то? Можешь не называть, если не хочешь, просто скажи: да или нет?

Не напрасно ли ты произнес свое слово после поминальных ста пятидесяти граммов? Нет, не напрасно. Больше всего человек боится не боли, не смерти – нет ничего тяжелее неизвестности, непонимания происходящего. Люди не должны себя чувствовать загнанными в угол. Принять очередную схватку как неизбежность значит победить в себе изгоя.

– Никого я не подозреваю. Сейчас последнее дело кого-то обсуждать за глаза.

– Может быть. Только я не верю, что Жору телохранители завалили. Его сам Тарасов кончил.

– Чепуха. Как тебе в голову такое взбрело?

– Посмотри ему в глаза. Только прикидывается нормальным, а на самом деле окончательно крыша поехала.

Глебу тоже не все нравилось в Тарасове, особенно после возвращения из Москвы. Он уже знал о кратковременных припадках бывшего замкомполка, о провалах памяти.