|
Здесь было так спокойно, что даже лотосам, казалось, лень дарить свой аромат, лишь изредка донесется крик петуха или звезда упадет с неба. Мир будто погружен в забытье. Лао Ли долго стоял словно во сне, потом пришел в себя, вздохнул и сел на землю. Земля еще дышала теплом. Сидеть было неудобно, но двигаться не хотелось. Южный край неба затянула красная пелена, светлая и зловещая. Из-за этой пелены, будто из потустороннего мира, неслись неясные звуки, шорохи: они нагоняли тоску и в то же время подавали надежду, – казалось, вселенная вращает гигантские жернова. Лао Ли опустил голову. Ему вспомнилась юность, летние вечера в деревне, когда он часами просиживал с книгой у огня. Сколько вилось вокруг всякой мошкары: она атаковала его со всех сторон… «Студент» – никто не называл его по имени, выказывая тем самым свое уважение. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, он отправился в город учиться и сам стал считать себя студентом, воображая, будто книги могут принести славу всему его роду, всей стране, всему миру. Каждый новый иероглиф отдалял его от дома, зато приближал к жизни. Он оставался в мечтах студентом и после того, как прочел несколько рыцарских романов, под их влиянием дрался с однокашниками и однажды даже взят был на заметку директором школы. А это позор для «студента». Наконец-то он в Пекине! Впервые попав в столицу, он увидел вдали такую же красную пелену, – казалось, этот огромный город стремится улететь в небо. Студент ли, школьник ли, он чувствовал себя посланцем будущего общества, который спустится с небес и поможет людям покинуть этот бренный мир… Женился. Хотел было воспротивиться воле родителей, но раздумал: у студента хватит сил изменить все, деревенскую девушку он превратит в небожительницу и вместе с ней улетит в облака. После окончания института он сфотографировался: губы неестественно улыбаются, глаза застыли, будто мертвые. Он стал искать работу. Любое дело, если делать его по совести, может принести пользу людям. Но возвращаться в деревню и обрабатывать землю он не хотел. У гаоляна, кукурузы высота всего несколько чи , а он мечтал вознестись к облакам. Иногда думал о революции, но считал, что она несет с собой разрушение, что кровопролитие противоречит идеям гуманности. Он презирал это общество, но ни на что не мог решиться. Если он не пойдет в ад, кто же пойдет? И вот он пошел и до сих пор не может оттуда выбраться. А черти в аду все плодятся и плодятся. У самого лицо стало угольно-черным. Да, этот ад нужно уничтожить! Так думают многие, а он подражает Чжан Дагэ, этому безропотному, всегда улыбающемуся черту. Привез жену – одним чертом стало больше, мрак сгустился. Три дня они не смотрят друг на друга. Есть еще путь: романтика, но тут ему мешает не то недостаток смелости, не то избыток гордости. Кто знает! Снова эта красная пелена. Оказывается, Пекин не в небесах, а в аду! Дьявольский свет, шорохи, запах горелого мяса; это жгут грешников, живых грешников, у которых есть кожа и мясо, много мяса, как, например, у Туши. Стоит ли размышлять, когда нет будущего? В лучшем случае его ждет судьба Чжан Дагэ, который всю жизнь всего остерегался и все же не избежал беды. Жизнь в аду – сама по себе наказание. Такие, как Сяо Чжао, процветают. А Дин Второй прозябает: один грешник убивает другого, как он сможет смотреть на кровь? Где же соломинка, за которую можно ухватиться? Перед глазами красное облако, зa спиной – стена. К счастью, светят звезды – огромные бесполезные светляки. Ему вдруг почудился голос отца, вспомнилось, как тот покрикивал на вола. У отца клочок земли, политый потом всей его жизни. Но ему не удержать этого клочка, если мир – это ад. Адское пламя, торжествуя, сожжет урожай, ветер разнесет пламя на сотни ли вокруг, не уцелеют даже стебли пшеницы! Лао Ли устало поднялся; вокруг ни души. Он шел, низко опустив голову, вдоль реки. Земля была сырой и мягкой, тихо покачивались ивы, будто желая убаюкать город. |
