– Позвольте, – растерянно пробормотал мэр.

– Не позволим! – радостно вскричал председатель и зачем‑то снял шапочку. – Предлагаю почтить память нашего товарища Валерия Яковлевича Брюсова минутой молчания!

Брюсов испуганно проснулся. Во рту стоял металлический привкус, словно перед пробуждением он сосал ствол маузера. В левом полушарии разгоряченного и немного заторможенного мозга ворочались непривычные и оттого пугающие мысли.

– Аня! – слабо позвал Валерий Яковлевич. Вошла жена, одетая медсестрой, но в высоких с раструбами кожаных сапогах. На крутом бедре ее топорщилась защитного цвета сумка с большим красным крестом.

– Leave me alone; let me be! [2] – сказала она.

Валерий Яковлевич откинулся на подушки. Анна Леонидовна достала из сумки длинноствольный маузер и прицелилась в мужа.

– I get it[3], – сказала женщина.

Валерий Яковлевич испуганно прикрылся пуховой подушкой и замер в ожидании выстрела. «Everything is galling west!» [4] – мелькнуло в голове.

И он снова проснулся.

Анна Леонидовна сидела в кресле напротив тахты и напряженно смотрела на него.

Иван Николаевич с усилием подмигнул ей. Чувствовал он себя отвратительно, от резких движений темнело в глазах. Голова была какой‑то чужой, и он даже не сразу сообразил, что она и в самом деле чужая.

– Неосторожна ты, девочка, – сказал он. – Ночью с мужем спать надо, а ты у любовника сидишь!

– You went gaga? [5] – спросила женщина.

– Сука! – гневно и неожиданно сказал Валерий Яковлевич. – Так ты, выходит, мне с Ванькой изменяла?

Анна Леонидовна пожала полными белыми плечами.

– That's your beat! [6] – философски сказала она.

Ты, Валера, не гони, – глухо произнес кто‑то рядом. Этот голос Брюсов узнал сразу. Говорил его политический соперник. – Сам знаешь, в каждой женщине сидит дьявол!

Иди, Иван, иди, – морщась, сказал Брюсов. – У себя в доме я сам разберусь! Сколько же лет вы с Анькой меня за нос водили?

Нет, товарищ мэр, – глумливо усмехнулся голос. – Ты еще, похоже, не проснулся. Куда же я уйду, если я в твоей голове?

Некоторое время Брюсов молчал, обдумывая услышанное. Женщина между тем поднялась и вышла, оставив мэра наедине со своими и чужими мыслями.

Это, выходит, ты с реинкарнатором договорился, – тяжело сообразил Валерий Яковлевич. – А Анъка тебе помогала…

Так?

У тебя не голова, а Дом Советов, – глумливо сказал из левого полушария Жухрай. – Не мэр, а настоящий Штирлиц! Быстро сообразил!

Это что же такое получается? – продолжал размышлять Брюсов. – Ты – здесь, я – тоже здесь… Но ведь так не бывает!

Я тоже так думал, – вздохнул Жухрай. – Похоже, товарищ, нас с тобой обоих кинули. Так сказать, нас в коммуналку утеснили, а в моих хоромах теперь неведомо кто вечеряет! Полный абзац!

А с чего это Анька начала по‑английски изъясняться? – От удивления и внезапно обуявшей его тоски Брюсов даже опустился до переговоров со своим соперником.

А это, братишка, ты уж сам думай, – хмыкнул губернатор. – Сам знаешь, чужая жена – потемки!

У Брюсова чесались кулаки, но бить было некого. Не станешь ведь самого себя бить кулаками по голове! С каким удовольствием он бы сейчас хрястнул по чисто выбритой физиономии своего ненавистного соперника!

Вот‑вот, – сказал с левой половины Жухрай.