Теперь можно было заняться и личными делами. Пора было вытащить некоторые занозы, мешающие Даосову если не наслаждаться жизнью, то хотя бы жить спокойно.

На Центральном кладбище дежурил все тот же сторож. Увидев Даосова не на машине, сторож, может быть, и удивился, только виду не подал. Удивился он только тогда, когда увидел причитающееся ему на сей раз вознаграждение. Так удивился, что сразу же протрезвел и сделался внимательным и предупредительным, как официант в первоклассном ресторане. Сравнение было явно неудачным, не для кладбища оно было, но заниматься литературными изысками у Бориса Романовича не было времени.

– Ты мне Шустрика найди, – попросил Даосов. Сторож зачарованно разглядывал полученную от Даосова купюру. Он помял ее между пальцев, обнюхал, и, если бы Даосова рядом не было, сторож бы купюру на зуб попробовал. Похоже, что, как и большинство рядовых царицынцев, купюру в сто долларов сторож видел впервые в жизни. Конечно, Шустрика он бы позвал и за меньшую сумму, но, получив сто баксов, готов был бежать за сорванцом даже домой. Кажется, сторож даже жалел, что этого не потребовалось.

– Вы посидите немного, – с почтительным придыханием сказал он. – Тут где‑то ваш Шустрик обретался. Сегодня Сазонова из облздравотдела хоронили, так они его… – Сторож засмеялся. – Вы не поверите! Они, стервецы, его душу в карты разыграли. Не зря говорят, что новичкам везет: Шустрик и выиграл. Теперь проставляется. Сам‑то он не пьет, сопляк еще малой, но мужики требуют.

Шустрик появился в сторожке хмурым и недовольным.

– А, это вы! – развязно сказал он. – На фиг звали? Теперь все знают, что я с заказанным карначом связался. И так у меня из‑за вас сплошные неприятности. А теперь мне дядька вообще все уши оборвет, учить жизни будет! Я же не знал, что вам ничего продавать нельзя!

Он принялся недовольно разглядывать свои грязные ладошки.

– Это кто тебе такую глупость сказал? – нахмурился Даосов. – Слушай этих дураков больше! Какой‑то идиот сказал им, что меня заказали, вот они и боятся. Но я‑то помирать не собираюсь, видишь – живой, можешь руками потрогать!

Шустрик с глумливой усмешкой оглядел карнача.

– Сегодня – живой, а завтра отпевать будут! – дерзко сказал он. – Не вы первый! А то я не знаю, как это бывает!

– Ага, держи карман шире! – забыв, что перед ним глупый мальчишка, огрызнулся Даосов. – Слушай, Шустрик, ты заработать хочешь?

– От денег только дураки отказываются, – независимо и вместе с тем заинтересованно сказал мальчишка и, немного подумав, добавил: – Дураки и покойники Даосов встал.

– Пойдем погуляем, – предложил он. – И насчет меня ты не беспокойся, у меня все схвачено. Слышал, наверное, сколько жизней у карнача?

Неторопливым прогулочным шагом они двинулись мимо памятников и оградок.Люди и на кладбище занимались делами – кто памятник красил, кто холмик от травы очищал. Около памятника известному царицынскому мафиози Вагинаку Мартиросяну, геройски павшему от рук наемного убийцы за ужином в летнем кафе «Ани», двое хмурых небритых армян возились с лопатами. К памятнику были прислонены два саженца грецкого ореха, которые эти армяне привезли с далекой гористой родины. Еще один армянин – наверное, главный – сидел на скамеечке и читал «Комсомольскую правду», время от времени с показной строгостью проверяя, достаточно ли глубоки ямы. На Даосова и Шустрика он посмотрел с подозрением, но, видя, что они мирно разговаривают и к могиле Вагинака интереса не проявляют, вновь вернулся к чтению газеты. Его небритые сограждане усердно работали лопатами. Для грецких орехов ямы были нужны глубокие, да еще щебень надо было для дренажа подсыпать, поэтому они и пытались успеть до сумерек.