Мишенька Брюсов, одетый в матросский костюмчик, лежал на постели и смотрел в потолок ясными карими глазками.

– Слушай, мать, – не поворачиваясь к двери, сказал он. – Я же просил меня не беспокоить! Я занят. Понимаете вы это – за‑нят!

М‑да, как и следовало ожидать, штопка посторонней эктоплазмой была видна невооруженным глазом. Надо сказать, что штопка была грубая, поэтому из‑за внутренних рубцов душа с чакрой не соприкасались. Видимо, этим обстоятельством и объяснялся существующий с рождения дисбаланс. Судя по преобладающим тонам, душа была поэтической, но кому она в действительности принадлежала в прошлом рождении, без психоанализа определить было трудно. Страшно‑было представить, кто и что делал с этой душой в предшествующие рождения. Можно было смело сказать лишь то,что хозяева душу не берегли, гробили ее в свое время извращениями и излишествами, да и временные владельцы хранили отнюдь не в душехранилище.

– Это к вам, Мишенька, – сказала Анна Леонидовна и промокнула увлажнившиеся глаза кружевным платочком.

Видно было, что вежливость Анне Леонидовне дается с трудом, куда охотнее она дала бы волю подлинно материнским чувствам, если бы только считала, что лежащий на постели семилетний крепыш и в самом деле приходится ей сыном. Но в этом случае яркая представительница племени. торговых работников и супруга известного в городе политика была в смятении – а вдруг все‑таки Светлов? Нельзя ведь, знаменитого поэта ремнем по голой… э‑э‑э… Вот именно, никак нельзя.

Мишенька сел, внимательно оглядел Даосова, и лицо его скривилось от отвращения и тоски.

Я так и знал, – морщась, сказал он. – Ну чего вам спокойно не живется, дорогие родители? На фига вы доктора притащили?

– Разрешите, мы с ним поговорим наедине? – тихо попросил Даосов хозяина дома. – В целом мне уже все ясно, но кое‑что все‑таки хотелось бы уточнить.

Брюсов покорно потянул супругу из комнаты. Видно было, что Анне Леонидовне не хотелось уходить – то ли за сына боялась, то ли мучило ее известное женское любопытство, но настойчивость мужа сделала свое дело – реинкарнатор и дефектная душа остались наедине.

Собственно, дефектной душу назвать было трудно, среди специалистов речь велась бы о так называемой реставрированной душе, причем реставрированной неудачно и неумело. Медиум Второвертов в своих объяснениях мэру и его супруге был не совсем точен фальсифицированная душа представляет собой полностью сфабрикованный продукт, когда берутся несколько душ, произвольно смешиваются и грубо разбавляются нейтральной эктоплазмой флоры или фауны. В данном же случае можно было говорить лишь о небрежно отреставрированной поэтической душе. Что это была за душа, Даосову только предстояло выяснить.

Некоторое время он молча смотрел на мальчика. Мишутка, в свою очередь, с озорным и даже немного нахальным вызовом разглядывал Бориса Романовича.

Именно мальчик первым нарушил молчание.

– Старик, – расслабленно сказал он. – Только обойдемся без психоанализа. Не надо этих идиотских вопросов: «Любишь ли ты родителей? Что тебе нравится больше – пиво или водка?» Кстати, ты пивка с собой не захватил? Жаль… Всухую трудно общий язык найти, сам понимаешь, разговориться трудно. Ты прям как Юрий Карлович Олеша, тот тоже – вмажет дома, а потом в гости идет…

– А что ты думаешь о редакторах? – поинтересовался Даосов.

Мишутка помолчал, невинно помаргивая длинными ресницами.

– Да ничего хорошего, – сказал он. – Всю жизнь мечтал искупаться в чистом озере поэзии и каждый раз обнаруживал, что в нем уже выкупался редактор. А тебя зачем принесло? Маман напела или мой старик нервничает? Два раза уже с ремнем приходил – пиши поэму, пиши поэму! Я ему по‑хорошему говорю, мол, творчества из‑под палки не бывает.