Даосов подумал.

– Особо интересного сейчас ничего нет, – сказал он. – Композиторов парочка, но не крутых… Конструктор есть, недавно по случаю взял…

– Это не для нас, – нетерпеливо сказала Анна Леонидовна. – Впрочем, композиторы… Арно Бабаджаняна я, пожалуй бы, взяла…

– Бабаджаняна нет, – разочаровал ее Борис Романович Даосов.

– А кто есть? – вмешался в разговор до того молчавший Брюсов.

– Кара Караев есть, – повернулся к нему Даосов. – Неплохой композитор, он даже балеты писал.

– Нет, Кара Караева нам не надо, терпеть не могу мусульман, – отказалась от музыкальной карьеры сына Анна Леонидовна. – Лучше мы кого‑нибудь еще подождем. А что‑нибудь из поэтических душ у вас есть?

Даосов добросовестно сделал вид, что вспоминает.

– Вы знаете, – сказал он. – Кажется, вам повезло. Недавно с трудом заполучил Владимира Маковецкого. Того, кто местным отделением Союза писателей руководил. С огромным трудом вырвал! Талант у него, конечно, средний, но пробивные способности!

– Про него тоже слухи ходили, – сморщила носик Анна Леонидовна.

– Так гениям всегда завидуют! – воскликнул Борис Романович. – Вы не представляете, милая Анна Леонидовна, какие сплетни распускались о Чайковском! А о Сальвадоре Дали что в свое время говорили? А о Рудольфе Нуриеве? А Есенина в каких только грехах не обвиняли!

– Скажите, – робко поинтересовался Брюсов, который, воспользовавшись увлеченностью супруги, подряд выпил три рюмки коньяку. – Вот вы говорите, что для штопки использованы куски грешных душ… А откуда они берутся? Священники говорят, что грешники в ад попадают… Врут они, Борис Романович?

– В основном, конечно, они туда и попадают, – сказал Даосов помрачневшему хозяину. – А куски… Сами понимаете, через землю лезут, обдираются немного, ну и находятся такие, что собирают эту дрянь…

Он хотел уже сказать немного о душеедах, но вовремя заметил побледневшее лицо Анны Леонидовны и промолчал.

Наступившее молчание Валерий Яковлевич Брюсов истолковал по‑своему и поспешил наполнить рюмки.

– Так что вы скажете, Борис Романович, – с некоторым трудом вернулась к разговору хозяйка. – Я и на Маковецко‑го согласна… Устали мы очень, – призналась она. – Чуть не доглядишь, он деньги из кошелька вытащит и за пивом. А потом начинает стишки обидные соседям на дверях писать. Пусть уж лучше Маковецкий будет, все‑таки наш, местный. Это возможно, Борис Романович?

– Вполне, – согласился Даосов. – Дело‑то, в общем, привычное, так сказать, освоенное. Три тысячи – я хоть завтра обмен проведу.

– Три тысячи… – Анна Леонидовна проглотила свой коньяк, словно валерьянку или корвалол, запила глотком пепси‑колы. – Вы имеете в виду – рублей?

– Ну, милочка, – Даосов благодушно откинулся в кресле, – кто же сейчас на рубли меряет? Сами должны понимать, все расчеты сейчас в «зеленых» идут.

– Что ж так дорого? – спросила несчастная мать.

– Да разве дорого? – удивился Даосов. – Вы посмотрите, в какую цену сейчас машины идут. А у нас с вами речь не о железяке бездушной идет, о душе! Можно ли мелочиться, когда решается судьба вашего мальчика?

– Аня! – сказал из своего угла Брюсов.

– А что Аня? – недовольно сверкнула на него глазами супруга.