– Оба, – коротко объяснил Борис Романович. – Миша, а тебе кто больше нравится из поэтов? Маяковский, Блок или Есенин?

– Больше мне нравится Светлов, – не задумываясь, сказал мальчуган. – А еще – Иосиф Уткин и Ярослав Смеляков. Ну и что? Багрицкий нравится…

– Ничего, – миролюбиво сказал Даосов. – Я тоже Смелякова люблю. И Багрицкого, особенно «Контрабандистов».

– Да ну? – Мишенька Брюсов вытянулся во весь свой небольшой рост. – Гляньте, Смелякова он любит. А Светлов тебе, значит, не нравится? Чем же тебе Светлов не угодил?

«Излишне агрессивен, – отметил про себя Даосов. – Для его возраста это ненормально. В семь лет обычно на авторитет старших полагаются».

Он с любопытством оглядел набычившегося мальчишку и поинтересовался:

– А что ты считаешь наиболее продуктивным – анапест или хорей?

– Классический ямб, – не задумываясь, выпалил Мишутка и помрачнел: – Все‑таки тестируете? Я с вами по душам, а вы… – Он махнул рукой, сел на постель и, обиженно нахохлившись, отвернулся от реинкарнатора. – Видеть вас не хочу! Катитесь в свой дурдом, вам с психами разговаривать, а не с нормальными людьми!

– Даосов встал. В дверь детской сразу же заглянула встревоженная Анна Леонидовна. «Дожидалась за дверью», – понял Борис Романович.

Он вышел из детской, посмотрел на тревожно вставшего при его появлении Брюсова и нарочито бодро потер руки.

– Ну‑с, – улыбнулся он. – Вот теперь можно и коньячку выпить.

Ветчина была превосходной. Коньяк, впрочем, тоже.

– Душа вашему Мише досталась поэтическая, – сказал Даосов, неторопливо покончив с бутербродом и вытирая руки о салфетку. – Судя по некоторым признакам, я могу датировать поэтический дар концом девятнадцатого – началом двадцатого веков. Несомненно, что поэт, носивший душу до своей кончины, если сам не был Светловым, то входил в окружение этого поэта. Однако, – он оглядел родителей носителя поэтической души, – должен вам сказать прямо – душа вашему Мишутке досталась реставрированная, и реставрация эта проведена не лучшим специалистом. Швы грубые, невооруженным глазом видны, для реставрации поврежденных участков использовались случайные куски грешных душ, это я вам как специалист говорю. Отсюда и все ваши неприятности.

Анна Леонидовна торопливо налила в свою рюмку коньяк и залпом, словно это был валокордин или корвалол, выпила.

– Аня! – укоризненно простонал Валерий Яковлевич.

– Это можно вылечить? – спросила Анна Леонидовна, не обращая внимания на стенания супруга.

Ее прямолинейность пришлась Даосову по душе.

– Вообще‑то это не лечится, – сказал он. – Недостатки, присущие поэтической душе, есть продолжение ее достоинств. Но…

– Говорите, говорите! – жарко выдохнула Анна Леонидовна.

– Помочь я вам могу, – просто сказал Борис Романович. – Нет, не лечить, я этим не занимаюсь. Но вот обменять бракованную душу на что‑то более качественное – это в моих силах. Если ваши финансовые возможности…

– А что вы можете предложить? – сразу взяла быка за рога его собеседница.