Глаза сощурились, и она покачала головой:
— Почему ты такой? Такой жестокий? — И сама же ответила: — Потому что я тебе ничего не говорю?
— Я не об этом...
Женщина пытается сделать из тебя то, о чем ты даже не подозреваешь и не хочешь подозревать. Но однажды с удивлением обнаруживаешь, что отвечаешь всем ее канонам.
— А о чем? Ты мне не веришь?
У него не было желания продираться сквозь психологические дебри. Иногда недоговоренность лучшее лекарство. Иногда ты сожалеешь о чем-то, но это бывает позже, когда тобой не владеют чувства.
— Не обижайся... — попросил он.
— Это свинство с твоей стороны, — сказала она через мгновение, — я знала, что ты когда-то об этом заговоришь.
"Если я сегодня запутаюсь, у меня ничего не получится, — подумал он, — у меня не получится оставить все таким, как есть".
— Ты должен понять, я не могу так сразу и по отношению к тебе, и к нему. Это было бы нечестно, и ты в первую очередь не поверил бы мне.
Он взял рубашку из ее рук:
— Мне пора...
— Хорошо, — спокойно произнесла она, и он не ослышался, — я подожду...
"Кого? — подумал он с тоской, — кого?.."
Уже у двери комнаты заставил себя оглянуться. Съежилась на краю постели, смотрела оттуда, как через летное поле, словно прощаясь навсегда. Ему вдруг хотелось рассмеяться над самим собой. Теперь его страхи казались ему наивно-детскими. Он поймал себя на ощущении, что жалеет, вместо того, чтобы любить. "Не грусти... — хотелось крикнуть ей, — скоро во всем разберемся..." В былые времена и с другой он так бы сразу и поступил, но не с ней и не теперь. Вместо этого на кухне проглотил чашку холодного чая и выглянул в окно. Там его, как старого знакомого, приветствовал господин-без цилиндра. Механически поклонился. Тот внизу от усердия даже пытался что-то выкрикнуть — подпрыгивал, как чертик из табакерки. Предстояло выучить две фразы по-клерикански с канадским диалектом: "Здравствуйте" и "Как мне найти пана генерала?"
* * *
— Держите! Держите!
Несколько плешивых и толстых... выставив животы и подскакивая мячиками, выполняли утомительные экзерциции под турецкий марш: 1-й квартальный Надзиратель, 2-й квартальный Надзиратель, 3-й... 1-й Суперинтендант, 2-й Суперинтендант, 3-й... управляющие, замы, повара, поварята и прочие, прочие.
Музыканты, обливаясь потом, старались под навесом из выгоревшей парусины. Плац поблескивал бутылочными осколками. Перед фасадом с призывами по-клерикански: "Враг не дремлет!", "Язык мой — недруг мой!" и "Болтун — находка для шпиона!", с кое-как нарисованными приемами шагистики, тумбами для чистки сапог и мусорными бачками, с казенно выкрашенными известкой бордюрами и чахлыми кустами стриженой бузины — выстроились разномастные бобики, два броневика с надписями "ЧЕРЕПЪ" и "КАШАЛОТЪ" и помятый "воронок" для перевозки заключенных.
— Вызови офицера, — попросил Иванов, отрываясь от зрелища. — Мне надо к господину полицмейстеру.
Над асфальтом струилось полуденное марево, флаг резиденции безвольно повис, и даже передвижение в тени стоило больших усилий. Время, когда воротничок рубашки превращается в мокрую тряпку, а жажда — в пытку.
Часовой утвердительно кивнул и отполз в тень (покрутить ручку телефона?). Сапоги за четверть минуты выдавили в асфальте стертые набойки и головки гвоздей. Пронеслась машина. Высох плевок на камне. Тарелки троекратно отбили: "Бумм-м-м! Бумм-м-м! Бумм-м-м!.." На небе пылало тяжелое солнце.
Бегающие перешли на подскоки: десять на одной ноге, десять на другой. Усердствующие закатывали глаза и хватали воздух ртами — борьба наперегонки со счетом: "И раз-з. |