— А куда денешься? Жалко. Другие женщины, понимаешь, кобелей предпочитают. Я в этом не разбираюсь. Постоянно путаю миттельшпиль с миттельшнауцером. Пришел к одной — у нее боксер, а когда разделась, то здесь и здесь синие полосы. Я манатки хвать и бежать. Теперь охотой увлекаюсь. Внука воспитываю. Дачу строю. А это... — он скосился на погоны, — последние гастроли.
— Отставка? — спросил Иванов.
— Точно! В десятку! Но, может быть, стану генералом, тогда еще десять лет...
Господин-без цилиндра ткнулся в стекло двери. Нос расплющился, как пластилиновый. С минуту подслеповато вглядывался внутрь. Обнаружил-таки. Набрел в своих бесцельных поисках. Уставился, засунув руки в карманы и разинув рот. Покачивался с пятки на носок. Бессмысленная улыбка не сходила с потного лица.
— Поздравляю, — сказал Иванов.
Взгляд соглядатая сверлил затылок. По его лицу было видно, что его мучает комплекс неполноценности.
— Служу... а кому, не знаю, — задумчиво произнес Полковник, — настоящее стало неинтересным, а будущее видится катастрофой. — Полковник вздохнул незло, риторически, оборотил лицо на пустыню за окном. — Нельзя все понимать буквально, — сказал он, — надо вначале понять, что ты тоже умрешь... — Повернулся к Иванову и подмигнул ему: — Я теперь понял — главное, чтоб дети росли...
Они допили спирт и перешли на пиво.
— Ваше пиво, как мыло, — снисходительно заметил Полковник.
— Ну вот, и ты туда же... — укорил Иванов.
Полковник лишь насмешливо покачал головой.
Господин-без цилиндра пристроился за соседним столиком. Впервые откровенно подмигнул Иванову, облизывая пивную бутылку и глумливо ухмыляясь. Престранно перекашивал лицо подобием жалкой улыбки вечного шута.
— Хочешь, я ему врежу? — спросил Полковник.
— Убьешь еще... — предположил Иванов.
Ему вдруг стало интересно, как в юности, когда любое приключение заставляло бурлить кровь.
— Шутки ради... — Полковник решительно поднялся, выкрикивая какие-то нечленораздельные дикие звуки и для острастки выставив вперед челюсть. Загнали в подсобку, за гору ящиков. Выглядывал оттуда с жалкой миной.
— Ну?.. — спросил Иванов.
Вряд ли он сам помнил, когда последний раз дрался, но и противник оказался не из храброго десятка. Присел и забубнил, как на исповеди:
— Осмелюсь ли я предложить, как на духу...
— Что вам угодно?! — прервал Иванов.
— Не сочтите за подлость... а также... не гнушаясь обстоятельствами — пообщаться на тему о сочувствии Блуму...
— Что? Что? — поразился Полковник. — Бывают же идиоты...
— Подожди, подожди, — вмешался Иванов, — по-моему, у него литературный бред.
Господин-без цилиндра перешел на бормотание. Он был известен своими скандалами. Обладая, кроме прочих талантов, умением убеждать и красноречием, уговорил знакомую поэтессу раздеться в супермаркете в обеденный перерыв, а вещи выбросить в окно. Он представил это как великую переделку мира. Через час их застали: его — флегматично расхаживающего среди мебели, выкрашенного губной помадой от пупа до пяток, ее — истерически рыдающую на польском велюровом диванчике.
— Говорите прямо! — велел Иванов.
То, чего он сам не умел делать ни при каких обстоятельствах, разве что во сне.
— Господин Ли Цой... господин Дурново...
— Что за тип? — быстро просил Полковник.
— Большой государственник, — сказал Иванов, — еще от царя Гороха. Вам что, нужны деньги?
Господин-без цилиндра испугался еще больше и замотал головой:
— Если бы я мог надеяться на вашу благосклонность. |