Изменить размер шрифта - +
С затаенным дыханием потянул ящик, чтобы заглянуть и увидеть свои старые бумаги и давние газеты. У него было такое ощущение, словно он наступил на собственную ногу. Ничего не произошло. Он видел, как и через шестьдесят лет люди возвращались на свое пепелище, и от этого они не выглядели ходящими на голове. Ничего не менялось для стороннего наблюдателя. Похоже, что только человек придумал время.

— Помогите мне, — попросила, не глядя, Изюминка-Ю, и он, очнувшись, сделал шаг, наклонился, чтобы сдвинуть раму дивана, и вдруг совершенно рядом, с непривычного ракурса, обнаружил две косички, от висков под волосы, заколотые булавкой с сахарным янтарем. Кожа была гладкой, с крохотной дорожкой едва наметившихся бачков — мужское начало, — теряющихся в густоте прически. Он мог поклясться, что уже когда-то видел такое, но в этот раз картина была иная, словно безраздельно владела его воображением.

"Такое лицо должно смотреть на тебя с подушек, — думал он, — каждое утро. Пусть это будет мимолетно, пока ты осторожно встаешь, чтобы не разбудить свое сокровище, и переводишь дыхание, только когда за тобой захлопнется дверь, но потом вспоминаешь его целый день. Таким лицо встречает тебя вечером, когда почти иссякнет воображение и истощится терпение, и ему нет нужды утверждаться в тебе и нет дела до сложностей и противоречий мира, вот это и будет счастье... но это слишком невероятно, чтобы в него можно было поверить".

— О чем вы думаете? — спросила она. — У вас такой вид...

— О стакане холодной воды, — буркнул он.

Все его приятельницы надоедали ему не из-за того, что они были плохи или, наоборот, — хороши, а потому что выделяли ему роль, которая его увлекала до поры до времени, но наступал момент, когда он чувствовал, что и на этот раз хватит, и тогда уходил, забывая кого-то из них.

В углу под газетами лежали два пакета с мелкой зеленовато-бурой травой, а из промасленной тряпки он вытряхнул армейский мелкокалиберный пистолет и две коробки с патронами.

"Этого еще не хватало, — подумал Иванов и покосился на нее, — из этого даже убить нельзя". Лицо у нее стало непроницаемым, и он заколебался.

— Не будьте наивным, — она поймала его взгляд. — Я сама узнала только недавно...

Запели трубы — в доме жил еще кто-то.

— Ну да... — кивнул он, пряча свою иронию.

Ее категоричность ему не понравилась. Он давно уже понял, что смысл происходящего — в отсутствии всякого смысла, и сны его были сложны, запутанны, как и его жизнь.

Присев, она с любопытством разглядывала содержимое дивана, так что два колена, прижатые друг к другу плотно и крепко, торчали перед ним, и он старательно обходил их взглядом.

— Следовало давно понять... — согласился он и почувствовал, как его губы иронично поползли кверху.

Она презрительно хмыкнула, словно заранее ожидала его реакцию, и, поднимаясь и не очень заботясь о том, что мелькало перед его носом, — словно читала мысли, произнесла:

— Можете не верить, но здесь никто не курил. — В знак раздражения она продемонстрировала ему свой чеканный профиль: безупречную линию лба, строгий носик и поджатые губки.

"Надо было давно догадаться, — подумал Иванов, — все эти ночные бдения и тайные сборища..."

— А я и не верю, — ответил он, ловя себя на том, что глупо выглядит и что Изюминка-Ю посмеивается над ним.

Она отвернулась и даже притопнула ногой:

— Ужасно!

— Опасно, — поправил он.

— ... всегда считал, что делает все сам!

— Нашли чему удивляться...

— Мне бы вашу уверенность...

— Мужчина есть мужчина... — Его сетование не требовало комментария.

— Откуда вам известно?

— Известно.

Быстрый переход