— Я хочу забрать свои вещи, — вдруг вежливо и спокойно попросила она, — можно? — Словно она была все еще школьницей, а он — учителем.
Он остался ждать в коридоре. "Чертова страна, — подумал он, — если мне удастся, если мне только удастся..." Он подумал о сыне с чувством удивления.
Однажды он пропал. Это было началом разлада. Три года в Художественной Академии — пока это еще можно было себе позволить. Нахватался столичных замашек — почти гений. Стихи пописывал. Все равно он для него останется беловолосым мальчишкой, бредущим по гальке на рыбалку. Ходили ли они вместе? Не помнил. Кажется, однажды. Забыл. Так же — когда последний раз держал его на руках. Вот этого он не мог себе простить. Но запах моря, смешанный с ветром, до сих пор хранился в ноздрях. Пожалуй, где-то там и остался этот мальчик, о котором он сейчас даже не знал, любит или не любит.
Она вынырнула, запихивая в кулек тряпки, которые бросила в комнате. Головка красиво повернулась в тот момент, когда оглядывалась — все ли забрала. Потом, в зрелости, такие женщины всегда знают, чего хотят. И он не понимал, подходит ему это или нет, вернее, его не устраивало ни то и ни другое, его не устраивала сама ситуация.
— Зачем это тебе? — машинально спросил он, направляясь к двери.
Пистолет тяжело болтался в кармане.
— Это мои работы, — произнесла с вызовом, — вы же не слушали.
Теперь она по-женски мстила за равнодушие, словно надеясь на его раскаяние — не столь интересное для сорокалетнего мужчины.
"Глупая, — подумал он, — это ведь я просто такой снаружи".
— Слушал, — сказал он и остановился.
Он подумал, что женщины в конце концов привыкают, ко всему привыкают, даже к нему.
— Нет, не слушали, — сказала она, вплетая свое странное "ж-ж-ж..." и заставляя прислушиваться, как к полету пчелы.
— Ну и что, — покорно согласился он, — разве это что-нибудь меняет?
Он подумал, что так просто не поддастся ее чарам. "Пусть постарается".
— Нет, конечно, — опешила она, — но все-таки...
Она ему все больше нравилась. Он поймал блеск ее глаз и, наклоняясь всем телом, произнес неожиданно для самого себя:
— Извини...
"Идиот!" — пронеслось в голове.
Она возразила ему одним секундным молчанием с неуловимым движением единодушия, а потом почти радостно вздохнула и хотела что-то произнести, но он уже повернулся и предостерегающе поднял руку.
Снаружи кто-то дышал, как износившийся паровоз, и возился с замком. Дверь была двойная, с металлическими скобами, и могла выдержать не меньше получаса осады.
— Есть еще один выход, — потянув за рукав, прошептала она.
Он почувствовал ее горячую ладонь, и ему почти передался испуг.
— Откройте же! — потребовал человек и подергал дверь.
Иванов оглянулся. От девушки остались одни глаза в серую крапинку. Теперь в коридоре они казались темными и тревожными.
— Это он! — поведала она так же испуганно, как и на лестнице.
Иванов подтолкнул ее.
— Что вам надо? — спросил Иванов, косясь на кухню.
Она, выказав ловкость и силу, уже возилась с большим тяжелым замком на чердачной двери.
— Откройте, иначе я выломаю дверь!
— Подождите минуту, — ответил Иванов как можно спокойнее, — пока нечем... — и полез в карман.
Ключом ей служил большой загнутый гвоздь, и она орудовала им, как хирург зондом.
— Черт возьми! — глухо произнес человек, — придумайте что-нибудь, иначе я вытряхну вас оттуда...
— Сейчас я найду ключ, — сказал Иванов, на всякий случай держась ближе к дверному косяку. |