— Ты все глупо выдумала, — произнес он нарочно медленно и цепенея от фразы, — и меня тоже...

Никогда он не говорил таких вещей, никому из них, обходясь молчанием.

— Нет, — так же медленно и четко, как и тогда в доме, произнесла она.

"Боже мой", — подумал Иванов и с облегчением вдруг увидел Гд.

Танцующей походкой она шла к ним, помахивая длинными худыми руками, загоревшими под средиземноморским солнцем. Изверившиеся жилистые женщины. Сама она мерзла, даже когда все окружающие обливались потом (аутотренинг не помогал: "Я — солнце, большое и теплое!"), женщина, любящая коньяки, сладкие вина и искрометных мужчин, женщина умеющая каждого из них разделять во времени и в пространстве, не сталкивая лбами по множеству причин, одной из них — любвиобилию. Слабость бедер она компенсировала большой выдумкой. Умела расслабляться в самых неожиданных местах, например на скамейке в темном парке или перед окном. До большего они не докатились.

— Мы заметили вас еще с пристани, ага? — весело сообщила и сразу задавая беседе светский тон. — Ах, как здорово, — она мельком взглянула на берег, как бы приглашая оглянуться на прошлое, — искала тебя, искала... Теперь ты не сбежишь, ага? — Между ними всегда проскакивало нечто такое, что неизменно удивляло его.

Лобок в обтяжку, ничего лишнего, как у манекенщицы на вечной диете, чуть-чуть затянутый кверху, чуть-чуть не так, как у остальных женщин, чуть-чуть красноречивее и обманчивее, словно вбирая все-все — вплоть до последнего волоска в готтентотском переднике. Загадка воображению только для непосвященного, потому что он знал, что она применяет самые современные средства, чтобы не выделяться. Модная одежда — на размер меньше, оголяющая то, что и оголять нечего. Таинственная улыбка. Идеализация себя — то, от чего мы не можем отказаться. Радостно изучающий взгляд: "Ребята, а что я про вас знаю..." Приподнятое настроение от спутника последней модели, которого когда-нибудь подстрелят у входа в какое-нибудь кафе, — длинный и породистый, копия тех, кто сидел в баре, слишком лощеный, слишком надутый, чтобы казаться натуральным. Где их выращивают с наглецой? "Жора" — представила мимоходом, и он, со странным выражением на лице: "а вот мы сейчас покажем...", уже водружал на стол какие-то пакеты со снедью, головку сыра "рондо" и вино в плетеных бутылях и складывался пополам, чтобы засунуть под стол ноги и усесться. Голову откинул назад, и кадык — серьезное приобретение серьезных мужчин — выразительно задвигался:

— Прекрасная погода, не правда ли?

Где-то и как-то его обучали светской беседе. Но он знал, как надо класть вилку, чтобы не огорчать присутствующих, — исправил, метнув в официанта надменный взгляд, — зубцами вверх.

Иванов от изумления чуть не закашлялся.

— Я гоняюсь за тобой с самого утра, — созналась Гд., ничуть никого не стесняясь и сразу же бессознательно отрекаясь от своего спутника. Она умела это делать. У нее была хорошая школа профессиональной неунывающей любовницы: улыбка и явно подобранные для этой же цели смешливые глаза.

— Машину оставил этим болванам, — произнес ее спутник самодовольно и невпопад. — Небось, не украдут. — Глухой голос, никак не вязавшийся с ростом и кривыми лошадиными зубами.

Официанты с профессионально-каменными лицами, толпясь, накрывали на стол.

— Шутка, — сказал он, — с нашей стороны. — И засмеялся — громко, уверенно, не глядя, сунул кому-то из них сложенную купюру. — Чтобы было все как положено. — И попытался обнять Гд., но она, отстраняясь неуловимым движением плеч, словно удобнее устраиваясь на стуле, откровенно и пристально посмотрела на Иванова.