— Соображаю, — она сердито бросила в сумку вещи. — Вставай, я белье с кровати соберу, по дороге отдам в прачечную.

— Ну дела, — Усов сел, нашарил ногой туфли. — Ну, не ждал подагочка…

— А ты думал, что только сам способен их делать? — сердито срывая с подушек наволочки, отозвалась Нина Николаевна. — За все надо платить, а я хочу иметь обеспеченное будущее. Вот я тебе позвоню, ты мне и ответишь: будет оно или нет.

— И если нет? — сидевший уже на стуле с брюками в руках Борис Иванович поглядел на нее снизу вверх.

— Боря, я все сказала. Одевайся, надо дом запереть…

XXIV

В квартире царила тишина. К шумовому фону, создаваемому проносившимися за окнами автомобилями, Николай Евгеньевич давно привык. Машины — ладно, зато не играет за стеной магнитофон сына, выдавая жуткие вопли, не гремит посудой на кухне жена — на нее изредка нападает хозяйственный зуд. Не болтает по телефону дочь. Можно посидеть и подумать, еще раз проанализировать выписки из бумаг, принесенных незнакомым парнем.

Хотя к чему анализировать, когда и так ясно, зачем и почему в это дело втянули именно его и самое главное — кто за всем этим стоит. И что теперь? Вновь пойти на поводу у бархатного баритона, согласиться на все условия, выторговывая спокойную жизнь? Хорошенький покой, когда тебя заставляют красть у государства, пусть не в открытую, вульгарно унося со стройки цемент или гвозди, а только оперируя цифрами, но суть не меняется! Впрочем, нет, меняется! Меняется значимость суммы: это тебе не мешок цемента, не килограмм гвоздей, не машина полового бруса. Край пришел, дорогой Коля: надо окончательно решать — либо соглашаться на все, обрекая себя неизвестно на что в дальнейшем, поскольку в покое не оставят, либо ответить «нет», послать всех к черту и написать обо всем. Кому? Да хотя бы прокурору или в милицию: взять бумагу, ручку, сесть за стол и, не спеша, обдумывая каждое слово, чтобы не навредить самому себе, написать…

Зазвонил телефон. Филатов недоуменно посмотрел на него, с трудом отрываясь от своих мыслей. Снял трубку:

— Слушаю…

— Николай Евгеньевич? — пророкотал знакомый баритон. — Ознакомились с проектом плана? Какие соображения?

— Послать вас куда подальше! — с чувством обретения долгожданной свободы ответил Филатов. — Мало того, я сейчас сажусь за стол и все подробно описываю.

— И что напишете? — с иронией поинтересовался баритон.

— Все! — с вызовом ответил Николай Евгеньевич. — Всю свою жизнь опишу. Теперь я знаю, кто за вами стоит и чего он хочет. Надеюсь, мы скоро встретимся лично, и тогда я с удовольствием дам вам в морду.

— За что? — тихо усмехнулись на том конце провода.

— За все сразу, за все ваши подлости!

— Ну-у… Не лучше ли принять успокоительное и лечь спать?

— Нет! — отрезал Филатов. Его охватила шальная радость дерзости, хотелось рассмеяться в ответ на увещевания баритона. Он чувствовал себя сильнее его. Сильнее! Наконец-то…

— Ваше решение окончательно?

— Да. Утром я заявлю куда следует. — Николай Евгеньевич представил, как неприятно это слышать обладателю баритона, и тихо насладился маленькой местью. Большая впереди!

— Воля ваша… Смотрите, потом не пожалейте, — бесстрастно ответил баритон.

— К черту! — выкрикнул Филатов в уже немой микрофон.