— Радости мало, — вынужден был согласиться Глеб.

«Пора собираться, — решил он, — поговорили, большего все равно не дождешься. Оставим пока неутешную мадам Филатову в покое, переждем маленько. Но время, время! Прав Слава Глотов, уже и эксгумацию поздно делать. Вопрос еще в том, нужно ли ее делать вообще?! Если так пойдет и дальше, мой милый Собачкин устроит мне хорошенькое аутодафе. И будете вы, дорогой подполковник, выступать в роли мальчика для битья. Все припомнят: и картинки на выставке, и несогласие с политикой руководства отдела, и то, как пытаешься гонять бездельников, которые есть в милиции, как и везде».

Усов вежливо проводил Соломатина, доверительно взяв под руку, снова предложил не беспокоить Нину Николаевну, просил звонить по любому вопросу, вздохнул, отпирая замки и вышел на площадку лестницы, словно желая удостовериться, что Глеб не будет стоять под дверями квартиры, а спустится на лифте вниз и уйдет, освободив и его, и Филатову от своего присутствия.

— Всего доброго, Глеб Николаевич, — раскланялся Усов.

— И вам, Борис Иванович, — ответил Глеб.

Сегодня он был собой недоволен.

X

Вечером, когда Борис Иванович уже погулял с собачкой и сидел в кабинете за пасьянсом, телефон на его письменном столе тихонько заурчал.

— Борис Иванович?

— Я, — вздохнул в ответ Усов.

— Отчего так печально? Жизнь прекрасна и удивительна, — заверил знакомый баритон. — Или что-нибудь не так?

— У нас всегда что-нибудь да не так, — язвительно откликнулся Усов. — Вы когда-нибудь видели, чтобы все было так?

— Редко, но бывает, — хохотнули в трубке. — Какие новости?

— Сыщик приходил к Нинке, — уныло сообщил Борис Иванович. — Любопытный… и — не из местного отделения.

— Зачем?

— И мне хотелось бы знать. Она, правда, увильнула от разговора, но эти бульдоги могут не успокоиться.

— Фамилию знаете? Надо принять меры.

— Примем, — пообещал Усов. — Мальчик где?

— Найдется! Работайте спокойно.

— Ага, все спокойно вокруг… — хмыкнул Борис Иванович. — Что вы меня, как беременную девочку, уговариваете?!

— Выпейте на ночь валокордин, — посоветовал баритон. — В вашем возрасте вредно волноваться по пустякам.

— Хорошенькое дело, — обозлился Усов, — теперь это называется пустяком? Не знал…

— Сделанного не воротишь, — философски заметил обладатель бархатного баритона, — а на нервах только напортачишь. Перестаньте трястись, все будет нормально.

— Ах, сколько раз мне это уже обещали!

— Но ведь выполняли? Выполняли! Люди стараются.

— Хорошо. Спокойной ночи.

Положив трубку, Борис Иванович несколько минут задумчиво перетасовывал колоду карт. Так тепло и покойно ногам, поставленным без тапочек на спину верной собачки, тихо и мирно светит настольная лампа; за стеной, в спальне, уже постелила постель драгоценная Таисия Романовна, а за темным окном огромный город, в котором где-то, наверное, не спит приходивший сегодня к Нинке сыщик.