Он был уже снаружи, и Сажин по-прежнему шел чуть впереди, когда началось непредвиденное. Кавалькада рокеров, легко преодолев оцепление (действовала команда: «Без приказа не стрелять», а в сложившейся обстановке никто не решился бы отдать подобный приказ), вырвалась на летное поле и рассыпалась по нему широким веером, а потом закружилась в безумном танце, от которого разбегались глаза.

И тут нервы у Казановы сдали. Он мог бы отступить в самолет или по кратчайшей прямой добежать до «тойоты», мог убить Сажина, спровоцировав тем самым всеобщее побоище, мог залечь возле транспортника и ждать, что предпримет Крокодил — но вместо этого Казанова побежал куда-то в сторону, стреляя очередями в белый свет.

У ребят из оцепления нервы тоже были не железные, и стрельба началась со всех сторон.

С криком: «Не стрелять!», командир СОБРа вывел на поле своих людей. Цепь мастеров скоростного захвата стремительно приближалась к двум самолетам, но они не решались стрелять, потому что заложницы по-прежнему были в машине, а по полю сновали в неисчислимом количестве малолетние мотохулиганы.

А Казанова убегал все дальше от места событий и от аэровокзала. От собровцев его закрывали фюзеляжи «Ту» и «Ила», а оцепление только что снова получило приказ: «Не стрелять», и то же самое разносили в этот момент над аэропортом динамики громкой трансляции.

— Не стрелять! Никому не стрелять.

Держа в руке мгновенно выхваченный пистолет, опытный охранник и охотник Коваль смещался по летному полю вправо, деблокируя директрису. Через несколько секунд он оказался там, где Казанову уже ничто не закрывало. Хотя расстояние было не самым подходящим для пистолетного выстрела. Коваль все-таки прицелился Казанове в правое плечо, но попал чуть ниже и левее, в спину.

Казанову бросило вперед, и он с размаху рухнул на бетон. Автомат отлетел в сторону, и его подобрал кто-то из рокеров.

Крокодил среагировал на все происходящее адекватно — то есть как нормальный бандит, а не как маньяк-террорист. Он не убил ни одну из заложниц, а просто принялся отстреливаться через окна из пистолета, одновременно пытаясь перебраться с заднего сиденья вперед, за руль.

В этот момент Крокодил оказался в весьма уязвимом положении. Во-первых, он потерял равновесие, во-вторых, потерял гранату, а в-третьих, в пистолете кончились патроны. Если бы девушки действовали согласованно и расторопно, а еще лучше — имели бы специальные навыки, они могли легко повязать Крокодила и покончить со всем делом ко всеобщему удовольствию.

Но даже люди со специальными навыками вряд ли сохранили бы хладнокровие, увидев, как граната с выдернутой чекой, издав характерный щелчок, падает на пол. Три секунды на спасение жизни — какие уж тут силовые приемы!

Вдобавок ко всему, никаких специальных навыков у заложниц не было.

Поэтому Яна, закрыв глаза, приготовилась к смерти, и это ожидание ввергло ее в некое подобие тихого экстаза, когда Яна сама уже не осознавала — жива она или уже мертва.

Оксана действовала бессознательно, на чистых рефлексах, но в конечном счете гораздо более разумно. Граната упала прямо ей под ноги, и девочка, решив: «Двум смертям не бывать», — рванулась прочь из машины.

Крокодил, висевший в это мгновение в пространстве между задним и передним сиденьями, никак не мог ей помешать. Пистолет в его руке был без патронов, а достать из-за пояса другой он в этот момент не мог.

Нагая Оксана обогнула самолетные колеса и что есть духу помчалась по бетону в полосе света, крича ближайшему мотоциклисту:

— Сейчас рванет!!!

До аэровокзала ее крик не долетал, но кто-то в штабе операции в момент, когда мельтешение на летном поле достигло кульминации, произнес (только чуть более спокойно) те же самые слова:

— Сейчас рванет.